У нас было несколько больших мешков. Отобрав из них для перехода через пустыню четыре самых крепких, мы аккуратно сложили в них патроны, аптечку, немного посуды, провизию, знаменитый ящичек капитана Дхирендры со стеклянными глазами для чучел птиц и зверей, шкатулку с различными принадлежностями, с которой никогда не расставался Чан, и много других вещей, таких, как бинокль и компас, которые Дхирендра считал крайне необходимыми для нас. Записные книжки Шивнатха Джаухри должен был нести с собой Дхандас, карту — капитан Дхирендра, который взял на себя обязанности проводника, а жука-скарабея доверили мне. Кроме того, мы приготовили три бурдюка с водой, но мне, к сожалению, не дали нести ни один из них.
И вот однажды вечером наш отряд во главе с Дхирендрой выступил в опасный путь. Если бы вы увидели нас тогда, то, наверное, сравнили бы с вьючными животными.
Восход солнца застал нас еще в горах, и Дхирендра разрешил сделать привал, так как идти дальше под лучами солнца было бы неразумно. Закусив рисом, мы с позволения капитана выпили немного воды.
Едва настал вечер, как мы снова отправились в путь и часа за два до восхода солнца дошли до подножия горы, за которой начиналась пустыня.
Картину, которая предстала перед нами, мне не забыть никогда. На западе заходила круглая луна, и при лунном свете пустыня казалась огромным пылающим морем. А сзади нас занималась заря.
Обычно заря приносит с собой радость и надежду, но в то утро она вызвала у меня лишь новые тревожные мысли. На юг и запад, насколько хватал глаз, простиралась бескрайная песчаная равнина, в которой не было ни холмика, ни деревца, ни ручейка — ничего, кроме красного горячего песка.
Тщетно я вглядывался вперед — мне хотелось увидеть дорогу Сидящих Писцов, ведущую в город Митни-Хапи, а не это ужасное безбрежное море песка, которое представлялось мне страной отчаяния и смерти.
Мы подождали здесь до рассвета, потому что в темноте никак не могли найти место, где был зарыт первый мешок с водой. Лишь при свете восходящего солнца мы разыскали его, взяли с собой и спустились в овраг, куда не доставали солнечные лучи. Капитан Дхирендра разрешил нам немного попить, и вода, несмотря на то что была теплой, показалась нам очень приятной на вкус.
Вечером мы вступили в пустыню. При свете луны хорошо были видны следы, оставленные участниками двух предыдущих походов, и поэтому мы не боялись сбиться с пути.
Идти по пустыне было нелегко. Ноги увязали в песке по щиколотку. Изредка мы останавливались, чтобы перевести дыхание или переложить вещи с одного плеча на другое, и шли дальше, страдая от жажды: пить воду нам было строжайше запрещено. Песок так нагревался за день, что даже в полночь до него нельзя было дотронуться.
Мы легко отыскали место первой стоянки и, выкопав из-под холмика песка бурдюк с водой, выпили из него половину и легли, чтобы выспаться перед новым переходом.
Проснулись мы от горячих лучей солнца, спастись от которого не было возможности. Пустыня действительно напоминала нам теперь жарко натопленную печь. Я лежал усталый и разбитый и даже не пытался заснуть в такой невыносимый зной. К тому же песок кишел насекомыми, которые сильно досаждали нам.
Я закрыл глаза, стараясь хоть ненамного забыться, но солнце светило прямо в лицо, и казалось, что мне выжигают глаза раскаленным железом.
Дхирендра не давал нам воды, говоря, что до трех бурдюков, которые мы несли с собой, нельзя дотрагиваться до тех пор, пока мы не дойдем до последнего мешка с водой, зарытого в пустыне. Он не мог точно сказать, много ли еще осталось до этого места. Положение было настолько тяжелым, что я начал сомневаться в счастливом исходе нашего перехода через пустыню и все чаще задумывался над тем, удастся ли нам, преодолев все трудности, добраться живыми до огромных статуй и дороги Сидящих Писцов или написано нам на роду погибнуть в этих мертвых, ужасных песках.
После захода солнца нам было разрешено допить воду из начатого бурдюка, и, хотя вода к тому времени сильно нагрелась, она все же немного утоляла жажду. Дхирендра предупредил нас, что сегодня ночью нам предстоит совершить длинный переход, который потребует от нас максимум усилий и выдержки.
Когда дневной зной немного спал, наш отряд выступил в путь. Мы шли гуськом: впереди всех — Дхирендра, потом Дхандас, за Дхандасом — я и самым последним — Чан. Я делал невероятные усилия, чтобы не отставать от товарищей. Дхирендра, сверяясь со следами, шел широким шагом и несколько раз даже затягивал какую-то песню. Но мне было не до пения — слушать его и то было очень тяжело. Мне часто казалось, что вот-вот силы оставят меня и я упаду в горячий песок, и мной овладевало чувство страха за свою судьбу.
Но я решил не выказывать своей слабости: я знал, что главное в нашем положении — это воля к победе.
В одиннадцать ночи мы дошли до следующего бурдюка с водой. Я надеялся на отдых, как вдруг с ужасом услышал распоряжение капитана двигаться дальше без всякого привала.
Теперь к тем трем бурдюкам с водой, которые мы несли с самого начала, у нас прибавился еще один, и капитан Дхирендра решил взять его себе. Хотя я очень ослабел и чувствовал себя весьма неважно, я не мог допустить, чтобы Дхирендра взвалил на себя еще одну ношу: ведь у всех, кроме меня, уже было по одному бурдюку.
Но я не рассчитал своих сил. Пройдя не более получаса, несмотря на сравнительно прохладную ночь, я стал шататься из стороны в сторону, как пьяный. Наверху надо мной заплясали звезды, а высокую фигуру Дхирендры застлала туманная дымка.
Я готов был в изнеможении упасть на землю и, пожелав товарищам счастливого пути, попросить их оставить меня здесь, раз уж все равно суждено мне погибнуть в этой пустыне, как вдруг почувствовал, что кто-то снял с моего плеча бурдюк.
— Простите, профессор, — услышал я голос Чана, — вы очень устали, и потому эту воду понесу я. Выкиньте из головы дурные мысли, думайте только о том, что рано или поздно мы все же достигнем своей цели, и смело идите вперед. Главное сейчас — выдержка, и победа будет за нами.
Я не в силах был возражать и позволил ему взять мой груз. Мы оба понимали, что, поступая так, он спасает меня от смерти.
Солнце взошло, а мы все еще продолжали идти. Теперь Дхирендра вел нас лишь по своим следам. Нам просто повезло, что в те дни стояла тихая, безветренная погода: стоило подуть хотя бы небольшому ветерку, и песок тотчас же замел бы следы, без которых мы рисковали сбиться с пути.
Наконец мы дошли до четвертого, и последнего, зарытого в пустыне бурдюка. Солнце стояло высоко в небе и нещадно палило. Получив разрешение Дхирендры, мы набросились, как голодные волки, на бурдюк, спеша утолить жажду.
Этот день прошел точно так же, как и предыдущий. Насекомые, жажда, мучительная бессонница и ужасное солнце, которое начинало сводить нас с ума… Приложив руку к глазам, я долго смотрел на юго-запад, тщетно пытаясь различить вдали очертания горы. Впереди ничего не было, кроме однообразной песчаной равнины, и я с надеждой и страхом задумался о завтрашнем дне. Если мы и после следующего перехода не увидим горы, то это будет для нас смертным приговором.
Судя по карте, мы проделали уже полпути. Однако пустыня могла быть вычерчена и не точно в масштабе, подобно некоторым другим местам на карте Шивнатха Джаухри, и тогда нас ожидала верная смерть. Высоко над нами в безоблачном небе кружил ястреб — единственный признак жизни в этих местах. Неизменный спутник смерти предвкушал скорую добычу.
Несомненно, Дхирендра поступил очень предусмотрительно, разрешив нам поспать несколько часов после захода солнца. Днем мы никак не могли заснуть из-за страшного зноя, и если бы капитан не дал нам отдохнуть перед новым переходом, то я не прошел бы и получаса. Сон подкрепил наши силы, и мы, выпив из бурдюка остатки воды, в час ночи двинулись дальше.
Я позволил Чану забрать у меня весь груз: в моем положении было бы глупо противиться этому. У нас оставалось четыре бурдюка с водой, а мы даже не знали сколько еще нам предстоит пройти. Все это походило на отчаянную игру, в которой мы ставили на карту свою жизнь, но когда я заглядывал в лицо Дхирендры, то видел по его глазам, что такие испытания ему по вкусу. Он был из тех, кто всю жизнь играет со смертью и опасностями, как фокусник-с кинжалом и шпагой.