Этот, нарисованный гуашью, мир не отличался разнообразием красок. Но бесчисленными оттенками серого, с редким вкраплением других цветов, выражал всю гамму настроений природы. Ветер гнул к бело-серой речной волне серо-желтый камыш. В его зарослях толстая утка чистила желтым клювом светло-серые перья. Сквозь прозрачную воду было видно, как по песчаному дну ползут прочерченные тонкими черными штрихами креветки. В сплетении веток над берегом бледно зеленая дымка соседствовала с черным и серым. Кое-где пейзаж оживляли ярко желтый плод, или экзотический цветок с вишнево-красного лепестками. А в бледно-розовом небе висели начертанные угольными мазками иероглифы, похожие на танцующих креветок. С первого взгляда полюбив этот пронизанный утонченной красотой мир, я почувствовал горячее желание здесь навсегда остаться. В тот момент даже не думал, как буду здесь жить и чем займусь. Хотелось просто раствориться в этих неярких полутонах, стать умиротворенной частичкой природы. Но долго пребывать в таком состоянии не дали. Сначала меня бесцеремонно толкнул какой-то тип. Отлетев назад, я хотел было крикнуть: " Полегче!" Но сдержался, увидев перед собой калеку. Одетый в старое кимоно безногий инвалид левой рукой опирался на костыль, правая была отрублена по локоть. Проковыляв мимо, он бросил на меня злой взгляд, и, тряхнув самурайской косичкой, попрыгал на костыле дальше. А мне вскоре опять пришлось уступать дорогу. Приземистый коренастый самурай, сгибаясь под тяжестью, тащил на плечах гейшу. Следом не спеша шествовал добродушный толстяк. Он то и дело останавливался, борясь с одышкой, и над поясом распахнутого кимоно колыхался огромный белый живот. Не успел толстяк скрыться за поворотом, как появилось похожее на огромную лягушку двуногое существо, а за ним маленький круглолицый человечек. Он нес на спине огромный мешок, на котором по-хозяйски устроились крупные, размером с большого котенка, крысы. Всю эту странную публику я видел сегодня на витринах японского зала. И даже теперь, ожившие нэцкэ, сохранили струящуюся теплоту слоновой кости. Еще не решив, что делать дальше, я пошел следом за ними. Дорога, петляя, круто поднималась в гору. Слева от меня, низвергаясь каскадами водопадов река. Кое- где, над серыми ветками изгибались крыши пагод. Дорога тем временем вывела в окруженную отрогами гор долину. Вдалеке виднелись бамбуковые хижины, а прямо передо мной колыхалась, будто сотканная из завитков огня беседка. Я сразу узнал ожившую шкатулку из китайского зала. Словно сплетение красных водорослей, она переливалась огненными языками, и сквозь них проступали силуэты играющих с пламенем драконов. Еще один не очень крупный дракон сидел у входа и мужчина в монашеском балахоне кормил его чем-то из миски.
Внутри беседки, воплощением мирового покоя, на шелковых подушках восседал круглолицый улыбчивый старичок, в островерхой широкополой шапке. Увидев меня, он еще шире улыбнулся, и на смешном ломанном русском спросил:
- Остаться хочешь? Твоя холошо подумал?
Я понял, что сейчас решается моя судьба. В хитром прищуре раскосых глаз увидел волшебную силу, способную действительно меня здесь оставить. И тут же из-под благостного пожеланий, жестко проступили вопросы:
" А действительно ли ты готов бросить близких людей? Не закончить начатые дела, похоронить дальние и ближние планы?"
-Нет! -твердо сказал я. Уважая мое решение, старичок кивнул и показал на выход: - Тогда твоя спешить должен! Музея сколо закрывать будут.
Выскочив из беседки, я чуть не наступил на хвост дракону. Перепрыгнув его, бросился обратно по петлявший среди леса и скал дороге. Далеко внизу показались смутные очертания зала, и теперь я уже боялся одного: " Не успею!" За очередным витком дороги над водопадом зацепилась за край скалы радугу. Она, словно указывала кратчайший путь. Уже привыкнув к аномальным эффектам этого мира, я без страха прыгнул на этот семицветный мост. В тот же миг радуга закрутилась, неся меня над пагодами, рекой, степью, где все еще бушевал, поднимая синие вихри, трехглазый демон. Снова подо мной пронеслись охотники на тонконогих кобылицах. Промелькнули отвесные склоны гор. На одной из белых вершин я увидел одинокую крохотную фигурку тибетца. Коварная проводница бросила его там, снова превратишь в пустоту и сумрак. Не в силе помочь бедняге, я только от души пожелал, чтобы он нашел силы спуститься обратно, из царства льда и холода к родному очагу в свою долину. Движение все убыстрялось, цвета радуги слились в один ослепительно белый. Посмотрев вниз, я увидел, что это огненное колесо вращает бронзовыми руками танцующий Шива. А потом и он, и радуга исчезли. Снова оказавшись в залах музея, я по инерции все еще пролетал сквозь стены, этажные перекрытия и витрины, вызывая раздражение у экспонатов. В зале индонезийской культуры меня ущипнула острым птичьим клювом ритуальная маска. На следующем этаже замахнулась и чуть не попала по лбу палицей персидская воительница, в островерхом шлеме и коротенькой кольчуге. Увернувшись, я сделал последний кульбит и оказался на пропахшем музейной пылью ковре. Персиянка, теперь уже вполне миролюбиво, смотрела на меня с картины, а ее украшенная оленьей головой палица, лежала под стеклом на витрине. Сухощавая старушка служительница вежливо, но настойчиво, трогала меня за плечо:
- Молодой человек, музей закрывается, в гардеробе вас до ночи ждать не будут! Кинув взгляд на ее строгое лицо, где над верхней губой пробивались такие же, как у воительницы, усики, я извинился и поспешил на выход. Через несколько минут, сопровождаемый ворчанием служительницы гардероба, поднимался по ступенькам к дверям музея. Оказавшись на улице, плотнее запахнул куртку. Конечно не Тибет, но в промозглую осеннюю погоду в Москве тоже холодно!
Над бульваром уютно горели фонари. Навстречу, уже не спеша, прогулочным шагом двигались прохожие. Город постепенно переходил от часа пик к вечерней жизни. А я все еще пребывал под впечатлением от случившегося. С одной стороны был счастлив, что вернуться. С другой, уже хотелось в волшебный мир обратно.