Они подошли к электростанции. Александров ускорил шаг, оставив Воронова позади. У порога он остановился, оглянулся кругом, потом подошел к установленным на цементных фундаментах машинам, пощупал их рукой, словно пробуя, прочно ли они стоят на месте, и стал внимательно рассматривать измерительные приборы.
— Ну как? — Воронов улыбался. — А ты говорил, не справимся.
— Запамятовал я, кто об этом больше говорил, — усмехнулся Александров.
— А вот Кирьянен не сомневался.
Александров испытующе посмотрел на Воронова.
— А у какого костра тебя отогрели?
— Ты это о чем? — не понял Воронов.
— Не так ты раньше говорил о Кирьянене, и вообще… Они изменились или ты?
— Это ты был неправильного мнения о Кирьянене, — сухо сказал Воронов.
— Согласен, — признался Александров. — Это я понял еще в Крыму, по письмам. А ты когда понял? Когда тебе намылили голову на собрании или позже?
— Я не об одном Кирьянене говорю, — уклонился от ответа Воронов. — Я говорю вообще о людях нашей запани. Так что учти это, мой будущий заместитель.
Весь вечер Александров провел у Айно. Она готовила ужин, а затем они сидели за столом счастливые, словно это был свадебный стол. Айно то смеялась над пустяками, то вдруг делалась серьезной, задумчивой.
Как будто обо всем договорились: как только мать Айно получит отпуск и приедет в Туулилахти, они сыграют свадьбу. Александров сказал, что он уже обдумал, какой мебелью обставить комнату. Ведь жить они будут у него.
Тут Айно прервала его:
— Почему у тебя, а не здесь?
Александров даже удивился.
— Оттуда ведь и к конторе ближе и к механической мастерской…
— А к больнице?
Он густо покраснел.
— Хорошо, — улыбнулась Айно. — Сделаем так, как тебе лучше.
— Нет! — решительно возразил Александров. — Нужно, чтобы тебе было ближе к работе. У тебя же больные. Да и часто вызывают по ночам. Так что я буду примаком. Возьмешь?
— Мой примак! — Айно звонко засмеялась и прижалась к руке Александрова.
— Знаешь, Петр, наша двухмесячная разлука — это словно пробный камень, испытание… Ведь говорят, что ветер гасит маленький огонек, а сильное и большое пламя только раздувает…
Было уже поздно, когда Александров пришел домой. Открыв дверь, он заметил на полу бумажку. Поднял ее. На ней было написано несколько слов печатными буквами:
«Молодой человек! Вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что Айно ваша. Вам предстоит разделить ее с начальником рейда».
Александров громко рассмеялся, хотел порвать бумажку и выбросить, но потом задумался. Ясно, что письмо — злостная клевета. Но дыма без огня не бывает. Что-то должно было служить поводом для клеветника. Почему Айно ничего не говорила о Воронове? Действительно, она рассказывала о Степаненко, о Николае, о Кюллиеве, о Кирьянене. Но ни слова о Воронове. Лишь мимоходом сказала, что он болел. «Но что она могла рассказать, если ничего не было?» — ответил Александров самому себе.
Он смял бумажку и выбросил, потом снова поднял, разгладил, снова выбросил, снова поднял и на этот раз положил в карман. Лег спать, стараясь думать только о том, как чудесно будут жить они вдвоем в комнате Айно. Но как он ни старался думать только об этом, в его мысли змеей вползали слова записки. Он выкурил папироску, встал с постели, зашагал по комнате, оделся, пошел по улице. В окнах Айно уже было темно. У Воронова горел свет. Александров решил, что ни за что не пойдет к Воронову, и все же пошел именно к нему, постоял на лестнице, неуверенно постучал и вошел в комнату.
Воронов поднял голову от книги.
— Не спится с дороги? — спросил он.
— Не спится. Гулял, увидел свет, решил зайти.
— Ну, садись. Может, чайку согреем? Или, может, чего-нибудь покрепче?
— Я не за тем пришел. Хотел узнать насчет назначения… С кем ты говорил?
Воронов назвал фамилию начальника отдела кадров сплавной конторы и увидел: Александров не слушает его. Затем тот задал новый вопрос — о машинах, которые сплавная контора хотела отнять. Воронов стал рассказывать ему о приезде Ипатова, а Александров, нервно и рассеянно перебирая газеты, невпопад поддакивал ему.
— Что с тобой, Петр? — тихо спросил Воронов.
— А что? Ничего. Значит, хотели все оборудование электростанции увезти?
— Да, хотели. Но ты пришел говорить не об этом. Что с тобой?
— Со мной? Работать буду, вот и все.
— Нет, это не все. Ты женишься…
— Ну, и что из этого? Да, женюсь, но кому какое дело?
— Что-то стряслось с тобой? Днем ты был как человек, а теперь… — Воронов махнул рукой.