— Да ты, оказывается, и архитектор! А помнишь, что тут было?
Как же Александрову не помнить! Он приехал сюда еще в военной форме, только без погон. У входа в оставшуюся от войны землянку висела вывеска: «Контора сплавного рейда». Воронов, тоже еще в военном кителе, сидел на кровати, перед ним стоял его «письменный стол», сколоченный из грубых досок. За этим столом они вместе составили первую заявку на машины — на локомобиль и пилораму, тут же набросали чертежи первого здания — столовой, общежития и конторы — все под одной крышей. А теперь Туулилахти уже большой поселок с широкими прямыми улицами, с магазинами, клубом, библиотекой, больницей, школой… В запани работают передвижные электростанции, большая сплоточная машина «Унжелесовец», много циркульных пил, лебедок. На окраине поселка грохочут бульдозеры, расчищая строительные площадки для новых домов.
Да, все это нужно, и машины и дома, но сейчас Воронову не до них. В этом году предстояло сплавить древесину трех лесопунктов, вдвое больше, чем в прошлом году. С весны начнут расчищать мелкие реки, чтобы увеличить сплавную магистраль. В будущем году откроется еще один крупный мастерский участок, древесину которого будут сплавлять по реке Туулиёки. И за всем надо присмотреть… Но Александрову до этого дела нет. Оно и понятно — ведь не ему за план отвечать. Теперь он даже не без удовольствия представил себе, как вытянется лицо Александрова, когда он ему скажет об электростанции. А главный механик, ни о чем не подозревая, развертывал один рулон за другим.
— Здесь будет наш завод по переработке леса, а здесь, — и Александров ткнул пальцем куда-то в середину чертежа, — парк. Анни прямо загорелась насчет парка. Комсомольский воскресник замышляет. — Александров с задором посмотрел на Воронова. — Да ты меня и не слушаешь?
Александров свернул рулоны, сунул их в угол, сел снова к столу и сказал:
— Что-то не клеится у нас с тобой, Михаил Матвеевич. Прежде мы все вопросы решали вместе, вместе строили Туулилахти, а теперь… — он махнул рукой.
— Мы и сейчас вместе будем решать. С электростанцией придется немного повременить…
— Так, — сказал, словно выстрелил, Александров.
— На Пуорустаёки сорвало плотину.
— Знаю, но не понимаю связи, — упрямо ответил главный механик.
— Что ж тут непонятного? Плотину надо восстанавливать.
— Да, ты прав, что ж тут непонятного? Все слишком понятно, — с недоброжелательной интонацией в голосе заговорил Александров. — Получается, что электростанция — на последнем месте. Что ни случись, всегда страдают электростанция, механическая мастерская.
— Ну, пошел! — протянул Воронов. — Разве тебе мало помогали? Как ты можешь говорить!
— Могу и говорю! — еще больше разволновался Александров. — Тебе нет дела до того, что на запани работает столько же силовых установок, сколько машин. Это ведь стыдно! В наш век и такая кустарщина! А отходы: горбыли, кора, опилки! Горы топлива гниют на месте, а мы расходуем бензин!..
— Знаю, все это я знаю…
— Не спорю. Конечно, знаешь. Но тебе проще сжигать к чертям бензин, чем возиться со строительством электростанции. Лишь бы день прожить, а завтра пусть хоть землетрясение! — Александров усмехнулся и заговорил немного мягче: — А ведь мы вместе с тобой, Михаил Матвеевич, этой же зимой обдумывали, строили планы — и об электростанции и о заводе по переработке леса, настоящем, современном… Выходит, ты, просто так, чтобы… зимний вечер скоротать…
Ну, это было уж слишком… Но, как ни странно, Воронов не рассердился. Вспомнился первый год работы здесь на сплаве. Горячие разговоры с Александровым обо всем — о прошедшей войне, о механизации, о будущем поселка. Он порадовался тогда зоркому глазу своего главного механика, его темпераменту. Вместе с Александровым он возмущался тем, как расточительно расходуют лес и на сплаве и еще больше там, где его рубят. Ведь действительно больше половины древесной массы остается на лесосеке: вершины деревьев, сучья, пень. Часть древесины еще уходит на изготовление лежневых дорог. А у них на сплаве? Когда дерево попадает на запань, снова часть древесины уходит в отвал: горбыль, опилки, кора. Что же остается от двадцатиметровой красавицы сосны для потребления? Два шестиметровых бруса?
Да, ему нравилась мысль Александрова о передвижных установках, которые перерабатывали бы отходы древесины; они вместе мечтали о тех временах, когда часть отходов пойдет на питание электростанции, а часть будет здесь же, у них в поселке, перерабатываться в химические продукты. Воронов и сейчас уверен, что так оно и будет. Но сказал совсем другое: