Господин Скочдополе не желал, чтобы барыня сделала из мальчика обезьяну; но она не могла дождаться того времени, когда у нее будет маленький грум в ливрее, которую одобрил один из ее знакомых. Сикоре поручили сшить Войтеху ливрею, и он должен был поторопиться. Когда мальчика одели, он расплакался. Ему было стыдно ходить в белых чулках с подложенными икрами, в обшитом галунами фраке и коротких бархатных брючках. Ему казалось, что он больше не Войтех Карасек,— он не мог в ливрее пошевелиться. Даже волосы казались ему не теми, которые так любила гладить его мать,— их остригли. Кроме того, его стали называть Альбертом.
Сикора тоже думал, что к мальчику отнесутся иначе; все происшедшее не понравилось ему, но он молчал. Как он мог перечить господам? Он уговаривал Войтеха быть послушным, преданным, держать язык за зубами и стараться ни в чем не осрамиться.
— Если в один прекрасный день тебе все-таки захочется учиться и никто не поддержит тебя, приходи ко мне — куча раков! Я останусь для тебя отцом,— сказал портной, и мальчик обещал со слезами.
И доктору стало не по себе, когда он услышал, что сделали с мальчиком; он не хотел видеть Войтеха в таком положении, но решил скрывать это, пока не представится удобный случай поговорить с господами.
Войтеху поручили уход за Жолинкой, барыня сама рассказала, как и что делать с собачкой, и так как Жоли быстро привык к мальчику, то ему была предоставлена комнатка, чтобы они и ночью могли быть вместе. Кроме этой работы, Войтех стоял за креслом барыни во время еды; если она хотела рукодельничать в саду, он нес шкатулку или корзинку; когда она ходила в церковь, он шел за ней с молитвенником; словом, на его обязанности лежали разные мелкие услуги, с которыми такие маленькие пажи обычно справляются лучше, чем взрослые. Войтех послушно и проворно выполнял все, что ему приказывали; но в своем обычном платье и при настоящем имени он был бы еще расторопнее. Его несколько неуклюжие движения в непривычной одежде казались господам очень комичными, но барыня не выражала недовольства по этому поводу, потому что представляла себе, какой фурор произведет в столице ее маленький паж.
А как перенесла Сара то, что у нее отняли питомца?
Она никому не сказала, как это угнетает ее, и делала вид перед всеми, кроме барыни, будто рада, что с нее снято тяжелое бремя. Если бы ее служба не приносила большого дохода и не сулила в будущем еще большего, она бы не осталась здесь, но дело было именно в этом, и она стерпела такое наказание. А в глазах барыни она снова стала незаменимой, образцовой камеристкой. Госпожа фон Шпрингенфельд сменила гнев на милость и простила ее недосмотр.
Когда уход за Жоли был предоставлен мальчику, барыня сказала, что делает это для того, чтобы песик больше развлекался, так как мальчик может играть с ним целый день, на что у мамзель Сары не хватает времени. Сара ответила, что хотя будет тосковать по Жолинке, но она заслужила наказание и поэтому должна быть довольна. Спустя несколько дней, причесывая барыню,— в это время Сара обычно сообщала все сплетни и новости,— она призналась, что ей очень нравится камердинер Жак, единственный мужчина, которого она могла бы полюбить, так как он очень ловкий, воспитанный человек и является истинным украшением дома, где служит. Она добавила затем, что он служил при императорском дворе, но что его хозяин, принц, умер и тогда его взял к себе барон, который был другом принца. У барона ему тоже хорошо живется. Он держит в руках весь дом, и барон не отпустит его даже за большие деньги.
— Я бы от души желала вашей милости, чтобы наш Франц или Иозеф обладали такой воспитанностью и вкусом; ничего нет удивительного, ведь Жак был при дворе.
— А в самом деле, он ушел бы от барона? — спросила барыня.
Сара хорошо знала, как ответить.
— Я думаю, при одном условии. У него есть хорошее свойство: он очень предан своему барину, но, разумеется, найдутся люди, к которым чувства этого человека более сильны. Графиня тоже хотела его заполучить; я слышала, как его хвалили,— мы тогда друг друга не знали,— однако он не пошел к ней. Но сейчас он говорит, что если бы знал меня в то время, то сделал бы это ради меня. Вообще верить мужчинам не стоит, но ему, я думаю, можно.
— Ты предполагаешь, что ради тебя он пошел бы к нам?
— Но ведь ваша милость не думает взять его; Иозеф хороший человек, а Франц — ах! — этого с барином никто не разлучит; он много раз говорил, что не расстанется с барином, даже если бы все перевернулось вверх ногами. Но я предполагаю, что, если бы дошло до дела и я попросила бы Жака, он на многое согласился бы ради меня; он знает, что мне было бы тяжело оставить вашу милость.