Когда случайно ей попадался Войтех с собачкой, пани играла с Жоли, но прежнего нежничанья уже не было. К мужу она стала относиться сердечнее, не возражала, когда он называл ее Катериной, и казалось даже — такое обращение было ей приятнее, чем «пани». Она полюбила разговоры с доктором, расспрашивала его о больных, и когда тот живыми красками рисовал обывателей местечка, а от них переходил к светскому обществу, когда острой сатирой разил суетность и предрассудки света, нападал на тщеславие и горячо вставал на защиту попранной добродетели, когда говорил, как все должно быть на самом деле — нередко слова его кололи госпожу, словно острые шипы, но, несмотря на это, она сама вызывала доктора на подобные разговоры, а после его ухода долго сидела в задумчивости.
Однажды пани велела позвать к себе мужа, и между ними состоялась долгая беседа; уходя от жены, он был очень взволнован, сразу пошел к лесничему и майору, и лесничий тут же куда-то уехал.
В этот день в замок позвали и Сикору, который принес с собой охапку одежды; госпожа велела показать ее и, немного поговорив с портным, послала его к Войтеху. Уходя из замка, Сикора уносил в узелке ливрею мальчика, а на Войтехе было простое удобное платье. Жена портного нашла почти всем частям его прежнего костюма какое-то применение, только фрачки долго лежали в сундуке у Сикоры, пока однажды их не купили проходившие через местечко комедианты.
Новому платью Войтех несказанно обрадовался, но, так же как и в тот день, когда на него надевали ливрею, подумал, оглядывая себя: «Вот если бы меня увидела матушка!». И сейчас это было первой его мыслью, с той только разницей, что ливреи он стыдился, а серой курточке радовался. Жоли прыгал вокруг Войтеха, а мальчик поворачивался перед ним, показываясь со всех сторон. В это время вошел Йозеф и позвал его к барыне. Там была только Марьяна. Жоли тотчас же прыгнул к пани. Госпожа сидела, облокотившись на ручку кресла, в лице ни кровинки, но она была приветлива и показалась Войтеху гораздо привлекательнее, чем раньше, когда ее украшали яркие наряды и драгоценности.
— Как тебе, Войтех, понравилось твое новое платье? — спросила она его прежде всего.
Мальчик ответил, что очень понравилось, и, подойдя к ней, поцеловал ей руку с благодарностью. Раньше никто из простолюдинов не смел целовать руку пани.
— Не надоело тебе служить у меня и ухаживать за Жоли?
— О нет, ваша милость, мы друг друга любим.
— А если бы меня здесь не было, ты хорошо следил бы за ним и без приказания?
— Его грех обижать, он такой хороший. Раньше он ворчал на каждого нищего, но я всегда бранил его за это; теперь он каждый раз на меня смотрит, когда мы кого-нибудь встретим, и если я скажу ему: «Не тронь!» — он слушается. Теперь он стал добрый, цыпленка не обидит. Но если бы на меня кто-нибудь напал, он стал бы меня защищать. Да и я с ним последним куском поделюсь. Ведь он теперь уже и картошку ест, пьет из глиняной плошки, и скатерти не надо!
— Кто же это его научил?
— А это, ваша милость, так само собой вышло. Когда на прогулке он очень устанет, мы заходим к Сикоре, и тут хозяйка или Анинка дают ему в плошке молока или картошки немножко. Когда хочется есть, то все сойдет, правда, Жоли?
Песик, услышав свое имя, подбежал к мальчику и, повертевшись вокруг него, снова помчался к пани.
— А желал бы ты учиться, ходить в школу?
— Очень, — живо отозвался мальчик.
— А задумывался ты когда-нибудь, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Об этом я уже сколько раз думал, — ответил мальчик и, опустив глаза, стал в смущении теребить отворот у курточки.
— Кем же ты хотел бы стать, скажи мне? — спросила пани приветливо. Но мальчик молчал, переступая с ноги на ногу. Марьяна, не теряя даром времени, ходила по комнате с метелкой из перьев и обметала невидимую пыль с расставленных всюду безделушек и статуэток. Заметив смущение мальчика, она усмехнулась:
— Что, у тебя язык отнялся, Войтех? Говори же, кем ты хочешь стать — портным, каменщиком, как отец, сапожником или, может быть, трубочистом?
Мальчик покраснел, еще ниже опустил голову, засунул руку в карман и с усилием произнес:
— Я бы хотел стать доктором! — Но тут из глаз его полились слезы и заблестели на цветном узоре ковра.
— Ну что же, тогда старайся, учись — и станешь доктором. Смотри только, будь таким же добрым, как наш пан доктор, — сказала пани.
Как раз в эту минуту вошел сам доктор. Услышав, о чем идет речь, и увидев озаренное радостью лицо мальчика, он обратил растроганный взгляд на бледное лицо пани Скочдополе.