Огромного роста, плечистый, кузнец был не просто могуч — он был чудовищно могуч. Бугры мускулов вспухали или плавно перекатывались при каждом движении. На голой груди висел какой-то медальон. Длинные светлые волосы стягивала широкая кожаная повязка. Короткая борода — опалена, длинные мощные усы спускались ниже подбородка. Большие светлые глаза смотрели почти без выражения, лишь на дне их какой-то искоркой горело любопытство… или сумасшествие?
— Михал, — сипловато прогудел кузнец. Шагнул, пожал выше запястья протянутую ему руку лесника. — Рад видеть. С чем пришёл?
Михал Святославич коротко указал на Вальку. И… вышел наружу.
Валька обомлел от такого дела. И испугался — почему-то очень сильно испугался. Такого с ним не было давным-давно.
Кузнец хмыкнул, глядя вслед леснику, в промозглую мокрую черноту. И перевёл взгляд на Вальку. Взгляд был по-прежнему любопытным, но ещё и оценивающим. И под этим взглядом Валька ощутил себя настолько незначительным, что разозлился на себя и перестал бояться:
— Мне нужен нож, — отрывисто сказал он. Густые брови кузнеца, тоже попалённые во многих местах, поползли вверх:
— Но-ож? — протянул он. — Купи в магазине, чего проще.
— Этот нож в магазине не продадут.
Кузнец хмыкнул и снова уставился куда-то вдаль. Теперь Валька видел, что висит у него на груди — серебряный молоточек на витом шнурке.
— Зачем тебе такой нож? — скучно спросил кузнец, не глядя на мальчишку. — Китайская выкидуха стоит триста рублей. Да и ножи получше — не намного дороже. Съезди в Эр-Эфию, там тебе продадут вообще какой угодно.
— Мне нужен ваш нож.
— Мгкхммм… — кашлянул кузнец и соизволил посмотреть на Вальку. На этот раз глаза у него были весёлые. — Ну раздевайся. Будешь махать молотом.
— Я?! — вырвалось у Вальки.
— И я тоже, — отрезал кузнец. — Вон там возьми фартук…
Валька снял куртку, рубашку, водолазку. Кузнец бесцеремонно подтянул его к себе, сдавил плечи, вывернул их. Валька вспыхнул от гнева и рванулся, но кузнец сжал бицепсы выше локтей — мальчишка стиснул зубы. Кузнец оттолкнул гео:
— Ну что ж — может, и выдержишь, — буркнул он. — Вон меха. Раздувай огонь…
…— Мы собирались в Черных Лесах…
Совы в ночи кричали,
Руны горели на наших мечах,
Серые шкуры — на наших плечах,
Ярко костры пылали… — ревел кузнец, равномерно взмахивая молотком, обозначавшим место, куда Валька должен наносить удары. Плечи и спину у мальчишки уже ломило, но он стиснул зубы и продолжал обрушивать тяжёлый молот снова и снова…
Раньше Валька не имел представления о кузнечном деле. Он многое знал о холодном оружии, но как куют клинки — было для него откровением. Кузнец снова и снова месил, перекручивая и выгибая в спираль, одну и ту же заготовку, горевшую белым пламенем и под ударами Валькиного молота выбрасывавшую снопы искр.
Слова песни были так же размеренны, как точные направляющие удары молотка в руке кузнеца. Вот он отстранил Вальку коротким жестом, клинок, схваченный клещами, нырнул в бадью, грохнуло, зашипело, рванулся пар… Валька переводил дыхание. Кузнец пел:
— Ну! Давай мехи!
И мальчишка подскочил к деревянной рукоятке, начал качать, стиснув зубы и глядя, как вновь раскаляется сталь, начинает жить и дышать…
…- Подъём, — раздалось над Валькой, и мальчишка ошалело привстал на локтях.
Ладони горели. Плечи и спина ныли. Валька еле удержал настоящий стон.
Кузнец стоял над ним. Горел неяркий, но настоящий электрический свет, делавший кузницу не такой уж загадочно-таинственной. Но это Валька отметил лишь мельком, потому что в руке кузнец держал нож.
Его, Вальки, нож.