— Ты у меня тоже… Я не хотел, — искренне сказал Валька. — Нет, я хотел… я не хотел тебя обижать.
— Я не обиделась, — слегка удивлённо ответила девчонка. — Я же сама сказала… И это правда — ты ведь победил…
— Ты — только поэтому? — Валька отвернулся в поле, свистнул коням. Мора молчала, и он решился: — А я сразу в тебя влюбился, как только увидел твои глаза. Там, на прогалине… Я ни разу не видел такой девчонки, как ты. Я даже не думал, что такие есть.
Пальцы Моры коснулись его волос:
— Мой русский… — сказала она. — А я тогда разозлилась. И потом только поняла, что это ты и есть…
— Я? — Валька не поворачивался. Пальцы Моры перебирали длинные пряди. Её голос звучал тихо-тихо, но явственно:
— Мне всегда снились сны… Сколько я себя помню, с тех пор, как дядя Олег вытащил меня из ада… Мне снились морской берег и скала. Я стояла на ней, я ждала, ждала, ждала тысячу лет. А ты подходил сзади и говорил, кладя руки мне на плечи: "Я вернулся." Я бретонка, русский, — Мора повернула голову Вальки к себе, глаза её были строгими. — Пусть я и не помню своей родины, но я бретонка — ты спрашивал меня, кто я? В нас спит древняя память. Ты уже приходил ко мне. Ты был воин и певец. И мы были счастливы в стране, которой нет больше — мне рассказывал о ней дядя Олег и другие взрослые здесь… Но однажды поднялся океан и пришёл враг. Мужчины ушли биться и не вернулись. И я билась сама, а потом бросилась с той скалы в подступающие волны, чтобы меня не опоганили полузвери, разрушившие наши города…
— Я знаю, — выдохнул Валька, зажмурившись. — Я видел ту битву. Я погиб в ней… Мы все погибли, но немногие женщины и дети спаслись…
По дальней кромке поля двумя цепочками бежали ребята из подземного города — Валька уже знал, что их тут почти тысяча человек, а взрослых — немногим меньше. Бежали дружно и упорно, ветер доносил их голоса — непонятно, что они выкрикивали на бегу, но звучало это слаженно и грозно. Валька и Мора проводили их взглядами.
— Ты поедешь со мной? — спросил Валька. Мора покачала головой:
— Я не могу… Мы уезжаем. До лета. Я ведь не только твоя, Валантайн, — Валька вскинул голову и удивлённо улыбнулся. — Я принадлежу тем, кто ведёт войну. Да и ты ведь тоже?
— Да, — прошептал Валька. — Да, я тоже… Но…
— Если меня не убьют, если не убьют тебя, — ответила Мора, — то однажды в начале лета я постучусь в твой дом, русский. Если же меня или тебя убьют на нашей войне — мы снова будем ждать и снова встретимся… — она помолчала и прочла негромко, нараспев:
Это ваши, русские стихи. Но они для всех. И я не хочу быть счастливой в одиночку — или даже только с тобой. Принимай меня, какая я есть — или сразу откажись. Я не обижусь.
— Какая ты… — прошептал Валька. — Я думал, что так не может быть… Это ты должна меня принимать или не принимать… валькирия.
— Вот, — Мора нагнула голову и сняла с шеи (волосы просыпались густыми медными нитями) медальон, который Валька уже видел, когда… — Это тебе. Нагни голову, воин. Я отдаю тебе себя и охраню тебя собой.
— Кельтский крест, — пробормотал Валька, становясь на колено, расстёгивая куртку и склоняя голову под крест, наложенный на круг. Руки Моры скользнули по его волосам. — Мне нечего тебе отдать…
— Глупый, — рассмеялась девчонка. — Ты же не мой побратим. Обмениваются побратимы…
Медальон был тяжёлый и тёплый. Валька застегнул ворот куртки и подумал, что всё ложь — не ХХI век никакой, а хорошо если Х-й… или ХХI, но до нашей эры? Ну и пусть.
"Вот я и завершён, — подумал мальчишка. — Осталось разве что найти себя."
Он сам не очень-то понял, что означают его мысли.
Мальчишки бежали следом за своим тренером по краю поля, постепенно приближаясь. И Валька теперь расслышал их речёвку — первую строчку выкрикивал тренер, а следом упрямо и как-то свирепо рявкал ту же строчку двустишья плотно сбитый строй…