Я хочу домой.
Можно выучить тысячу и миллион красивых (и правильных!) слов. Но всё равно в один стеклянно-ясный момент то отчётливо понимаешь: тебе четырнадцать лет и больше любых подвигов и свершений на свете, больше славы и приключений ты хочешь просто увидеть маму — маму, которую ты не видел больше семи месяцев, маму, с которой тебе даже не дали обняться на прощанье. И от этого понимания не защититься и не отбиться ничем. Никак.
И из чёрных дверей веет в спину пустым холодом. От этого дыхания не спасает АВГЭ и тёплая одежда.
Валька ткнулся лбом в стекло.
С кем угодно, но не с ним. Весь мир может рухнуть, но его — его должен остаться.
— Naneth,[69] — прошептал он, — mell, meleth…[70] — и судорожно вздохнул. Звуками никогда не существовавшего языка он хотел сделать несуществующим, шуточным своё горе. Но вместо этого чужие слова вдруг обрели жизнь и тоже пропитались горем.
И всё-таки что-то изменилось. Валька не сразу понял — что именно. Но уже через миг различил за деревьями движущиеся огоньки и замер удивлённо. Потом распахнул двойную раму. В комнату влился холод… но вместе с ним влилась и приближающаяся песня, которую дурашливым хором пели в лесу звонкие голоса:
— Новый Год настаёт!
С Новым годом,
с новым счастьем!
Время мчится вперёд!
Серый волк уже не страшен!
— Э! — крикнул Валька, оборачиваясь в комнаты: — Э, к нам гости!!!
— …и тут Генка срывается в воду и начинает по-серьёзке тонуть. А Сергей Степанович становится цветом — во, как свёкла в салате! — и орёт на весь берег: "Кто разрешил купаться?!"…
— Прекрати руками жрать, вилка же есть…
— …а он спрашивает: "А почему у вас тут указателей нет, если такой хороший пляж?" А Алька ему говорит: "Да вы гляньте, сколько тут людей! А что было б, если бы мы ещё и написали, как сюда добираться?!"…
— …это — говорит — наша национальная привычка, вас не смущает? Тогда отец ему отвечает: "Да ладно, кладите на стол уж и все четыре копыта…"
— Бутербродики передай…
За столом сидели — считая донельзя довольного хозяина дома, Вальку и Витьку — ровно двадцать человек. По телевизору шёл концерт, но на него толком не обращали внимания. Ёлка переливалась огнями двух гирлянд; её вершину украшал кем-то тайком водружённый волчий череп.
— А где Лёвка и Иришка?
— Они целоваться пошли… Шампанское осталось?
— Он налил мене шарпанского вина — Я отравилась: химия одна…
— Давайте споём!!! Михал Святославич, гитара есть?!
— Валь! Подыграешь?
— Да о чём разговор, я и спою…
— Э! Идите в снежки играть!!!
— А говорили — они целуются…
— Так не пойдём к ним, может, они и начнут… Что поём-то?
— Да, точно? Лирицкую, философицкую или новагоднишную?
— Философицкую давай.
— Не, лирицкую!
— Про любовь и про ба…вушек.
— Философицкую!
— Философицкую! Телик вырубите, надоел!
— Ладно, — Валька настроил гитару, щипнул струны…
В комнате было тихо. Валька поднял голову от гитары и улыбнулся:
— С новым годом всех, ребята.
— И девчонки! — завопила от дверей Ирка. — Пошли в снежки играть, я говорю!