— Здравствуй, Михал Святославич, — сиплым, как будто навсегда простуженным голосом поприветствовал лесника ночной гость. "Здраустуй," — чисто по-белорусски прозвучало у него.
— С наступающим Днём Святого Валентина, Александр Григорьевич, — усмехнулся Ельжевский, пожимая протянутую широкую ладонь Президента…
… — Рояль я тебе привёз, как просил, — Лукашенко сидел возле стола и шумно пил чай. — "Эрар". Еле нашли. Фирмы-то уже сто лет в обед, как нет… Ребятишки там выгрузят перед отъездом… А, вот, посмотри, я тебя повеселить хотел…
Он достал левой рукой из кармана пиджака и положил на стол газетную вырезку-карикатуру из "Советской Беларуси". На ней укладывали в гроб Саддама с высунутым языком, а к освободившейся петле двое бравых морпехов США подтаскивали упирающегося Лукашенко. Неподалёку стоял заколоченный гроб с надписью:"МИЛОШЕВИЧ".
— Весь юмор — в названии газеты… — пробормотал лесник и посмотрел на Президента поверх бумажки. — Саш, давайте в подполье уйдём. Засядем в лесах на юге… Что, привыкать, что ли?
— Дураков жалко, — покривился Лукашенко. — Понимаешь, Михал, большинство-то тех, кто против меня кричит, просто любой власти не верят. А как эти, — он ткнул пальцем в вырезку, — на их шеях в рай въедут — вы…т свой "электорат" так, как никому и не снилось… Ты курить не начал? — Михал Святославич покачал головой. — А я прямо на остатках самолюбия держусь. Людей почти нет, стоящих людей. Поручишь — либо всё провалят, либо проворуются так, что… — Президент махнул рукой. — А попробуй прижми — сразу крик на весь белый свет, что я тиран и наместник сатаны на исстрадавшейся белорусской земле… Михал, давай я тебя министром по культуре назначу.
— Да ты что?! — искренне испугался лесник. — Я половину твоего кабинета сразу перестреляю. И будут тебе лишние неприятности.
— Вот-вот. Советовать вы все мастера, — проворчал Лукашенко, придвигая вазочку с вареньем. — А делать… Варенье сам варишь? У тебя вроде не было такого никогда.
— Да нет, — Михал Святославич покачал головой. — Девчонка одна деревенская моему парню таскает.
— Сыну Каховских, что ли? Которому я рояль?..
— Нет, другому. Который питерский общак принёс… Что с Каховскими-то?
— Работаем, — туманно ответил "батька". — Хорошее варенье. Чего ты не женишься? Всё по Рите?.. — лицо лесника окаменело, и Президент осекся: — Извини.
— Ничего, — Михал Святославич налил себе ещё чаю. — Саша, — тихо сказал он, — а давай соберём людей — тысяч триста, тысяч триста-то ты найдёшь хороших, да ещё поручи кому надо столько же в России да на Украине набрать — и уйдём. Вообще уйдём. Можно ведь. Ты знаешь. А с полумиллионом можно заново начать. Всё заново начать. Место найти — и… — лесник не договорил.
В свете лампы лицо Лукашенко сделалось старым и усталым. Он грел руки о чашку с чаем так, словно вокруг был лютый мороз.
— Ты Кремль давно видел? — вдруг спросил он. — Помнишь, как у Володи Высоцкого:
Ну и как мы уйдём от этого?
Михал Святославич кивнул:
— Ты прав. Никак… Ну тогда давай о деле.
— Налей ещё чаю, Михаил. — попросил Президент…
…Войдя в комнату мальчишек, Михал Святославич остановился на пороге. Постоял, качая головой. Сколько было бы сейчас его сыну, если бы Рита тогда не предпочла Балиса? Да где-то столько же… Балис часто снился леснику. Обычно после того, как во сне к нему приходили мёртвые, менялась погода. Но с Балисом было не так, и лесник потом плохо помнил сны. Несколько раз он даже думал, что Балис жив. Но, говорят, молдавская мина попала прямо в спину бывшего морпеха и разорвала в клочья и его, и какого-то мальчишку, которого он закрыл собой. Видели это несколько человек…
Витька захныкал во сне. Жалобно, тоненько. Михал Святославич подошёл к нему, провёл над лицом ладонью — мальчишка успокоился. Лесник подошёл к Вальке.
Тот спал на спине, руки — поверх одеяла. Из-под подушки торчала рукоять Змея, и по лицу мальчишки бегали странные тени. Несколько секунд Михал Святославич смотрел в это лицо, потом быстро отошёл к столу. Среди каких-то распечаток лежала самодельная валентинка — ах, да, завтра же… Её явно положили так, чтобы утром тот, кто подойдёт к столу первым, увидел её сразу. Лесник нагнулся, прочитал ровно, почти печатными буквами, написанные стихи…