… — Папа, ты говоришь, что сейчас время правды. Значит, раньше все друг другу лгали?..
А отец гремит лозунгами, но сам же явно в них не очень-то верит…
А потом — приводит старинный беспомощный аргумент:
— Вот подрастёшь — поймёшь…
И, выслушав всю пафосную трескотню отца, сын вдруг огорашивает его горьким вопросом:
— Папа. Значит, когда я вырасту — мой сын меня не поймёт?!
А потом Валька в том же стиле спел про неудобного максималиста. Как он везде лезет и не принимает компромиссов, как с ним неудобно жить — он знает только две краски: чёрную и белую. Хорошо, если он нарисует меня белым. А если чёрным?! Что-то надо делать. Чтобы все цвета в мире заменил наконец самый толерантный серый цвет…
— повторил Валька. -
— Пойду-ка я спать, — сказал негромко Михал Святославич после короткого молчания. — Да и вы не засиживайтесь, скоро светать начнёт уже.
Мальчишки ещё помолчали, проводив лесника взглядами. В его кабинете свет даже не зажигался — наверное, Михал Святославич сразу лёг.
— Слушай, — вдруг сказал Витька, — а ведь он старый уже.
— Старый… — откликнулся Валька.
— И нет у него никого… Представляешь, скольких друзей он потерял, думал, что это ради дела. А его обманули… Подонки обманули… Валь, — Витька пощёлкал ногтем по краю стакана. — А знаешь, что? Я хочу, чтобы ты был моим братом.
Валька поднял глаза. Потом завёл руку за спину и положил Змея между тарелок. В лезвии отразился свет луны, ожили знаки на стали.
— Кажется, это так делалось… — Валька пододвинул почти полную бутылку домашней наливки, плеснул в стакан казавшуюся чёрной струю. Протянул ладонь над стаканом и со спокойным лицом разрезал её. Левой рукой передал нож Витьке, и тот так же хладнокровно рассёк себе ладонь. Мальчишки соединили руки над стаканом, глядя друг другу в глаза, и в вино отчётливо закапала кровь. — Вот, — сказал Валька, поднимая стакан и не выпуская руки Витьки. — Ну что… брат… — он отхлебнул вина и передал стакан Витьке.
— Брат, — сказал тот, тоже делая глоток. И повторил: — С днём рожденья, брат.
Витька скептически смотрел на то, как Валька занимается с палкой. Он сам с удовольствием тренировался в стрельбе, боксе, саватте, самбо, метании различных острых и тяжёлых предметов, но увлечения Вальки фехтованием не понимал. Конечно, это было красиво, спору нет. Но для жизни… Не средние века — может, и жаль, но не средние…
Мальчишки тренировались в лесу, километрах в трёх от кордона.
— Вчера пацан в селе пропал, — сказал Витька. — Ищут уже.
— Какой пацан? — Валька подбросил палку и ладонью отбил её в кусты.
— Мелкий. Жорка. Лет двенадцать, кажется. Ты его не помнишь.
— Найдут. Заблудился, наверное. Вот в болото бы не попал…
— Я чего говорю-то… — Витька почесал нос. — Давай тоже посмотрим. Тут, вдоль болота. Ты влево пойдёшь, я вправо. Гирловские сюда пока не дошли, а он, может, правда в болото влез.
— Пошли, — кивнул Валька. — Всё равно тренировку пора кончать.
То, что люди тут не были уже много дней, Валька понял сразу. Но всё-таки прошелся туда-сюда вдоль края болота, поставив карабин у дерева и вглядываясь в трясину. Да нет, никого тут не было.
Валька обернулся — молниеносно. Инстинкт подсказал — сзади опасность! И потерял ещё несколько секунд — потому что увиденное было настолько невероятно, что разум оказался глупее мгновенно среагировавшего тела.
На него, отрезав от дерева с прислоненным карабином, медленно и плавно надвигался человек. Мужчина лет тридцати, в камуфляже и военном снаряжении, с висящим за плечами коротким автоматом.
Почему-то больше всего к человеку подходило слово "наёмник". Именно так Валька осознал его.
В руке наёмника оказался короткий широкий нож — с лезвием, похожим на лавровый лист. Валька узнал это оружие: мини-тесак Смэтчета, гениальное изобретение, сделанное специально для "кругового" боя холодным оружием, одинаково легко колющее, рубящее и режущее. Таким проще простого убить — или обездвижить человека, перерезав ему сухожилия. Смотря по желанию.