— У Тютчева, — сообщила она.
— Что? — не понял Каховский-старший.
— Про грозу в начале мая сказано у Тютчева, — пояснила ему жена.
— Это заговор, — объявил в пространство глава семьи. — Я голодный и усталый, мне не дают покурить, выпить кофе, и это — заговор… — он тяжело вздохнул и обратился к сыну: — Покажи, что нарисовал хоть за это время.
— Ага, сейчас! — Валькавскочил и взбежал по лестнице наверх.
— Ты чего насчёт Игоря? — тихо спросила Ирина. Сергей поморщился:
— Да ну его, дурака… Руки не подаёт, отворачивается… Сколько можно?!
— Он и в школе был принципиальный, ты что, не помнишь? — Ирина поморщилась, но не с неприязнью, а как-то странно.
— Дурак он был, что тогда, что сейчас.
— Если тебя это так волнует, сделай, чтобы его в школе восстановили.
— Он не вернётся, если узнает, что это я помог.
— За что его хоть выгнали?
— Отказался конкурс проводить с ребятами. На тему: "Почему мои родители должны голосовать на выборах?"… Давай, что там у тебя?
Это относилось к Вальке, который появился на лестнице, неся большую папку из тёмного пластика на "молнии".Вжикнув на ходу застёжкой, он достал и осторожно, почти ласково, пристроил на широкий подоконник листы специального картона — квадраты семьдесят на семьдесят сантиметров. Пряча за шутливостью волнение, объявил:
— Минивернисаж Валентина Сергеевича Каховского считаю открытым настежь. Критику не надо, только положительные отзывы. Опс.
Он откинул папиросную бумагу, подклеенную для сохранения рисунка к каждому листу. Каховский-старший недовольно нахмурился, но мать Вальки чуть откинулась назад и подняла левую бровь.
Широкими небрежными мазками — из тех, что дают ощущение реальности только на расстоянии, вблизи распадаясь на цветную мешанину — был написан на картоне мальчишка, летящий на воздушном змее: руки и ноги косым крестом, лицо полузакрыто притиснутыми ветром длинными волосами, но видна улыбка и восторженные глаза. Вокруг — только небо, пронзительно-чистое, безоблачное; солнца не видно, но всё пронизано его присутствием. На просвеченном насквозь змее вилась по кругу алая надпись:
ЛЕТЯЩИЙ К ВОСХОДУ
— Опять символизм… — пробормотал Каховский-старший. — Узнаю руку Игоря…
— Па, — не без ехидства ответил Валька, — на змеях летали, это документальный факт. В Первую мировую поднимали наблюдателей…
— Ну-ну… Что там дальше?
— Слишком контрастно, — заметила Вальке мать. — Пропадает ощущение реальности.
— Может быть, — не стал спорить Валька, открывая следующий лист.
Эта картина оказалась строже и вся в тёмных тонах. Единственным ярким пятном была багровая роза — крупная переводная картинка, наклеенная на корпусе гитары в руках девчонки. Девчонка — в высоких шортах и топике, босиком — шла по канату через пустоту. Не глядя под ноги, глядя перед собой; было ясно, что девчонка поёт и играет. На коротко стриженых волосах горел металлический сумрачный блик.
— Подаришь для офиса? — сразу спросил отец, пряча в глазах восхищение.
— Не-а, — отозвался Валька, — я её подарю. Есть кому… Вот для офиса, хочешь?
Каховский-старший захохотал. На листе был он сам — просто сидящий за столом в своём кабинете во время совещания. Но Валька сумел придать отцу какое-то неуловимое сходство с огромным медведем, выглядывающим из берлоги, отчего вся картина приобретала оттенок шаржа. Кроме того, взятый ракурс позволял видеть, что под столом Каховский-старший скинул с ног шикарные туфли и шевелит пальцами.
— Мобильником снял, по-быстрому, — признался сын, — ты меня тогда ещё выгнал… А потом просто перерисовал… Берёшь?
— Беру, — махнул рукой отец. — А дальше?
Картина вроде бы была яркая, цветная, но вот только все цвета отдавали раздражающей кислотой. Единственным "нормальным" пятном среди потока людей, машин и света — Валька нарисовал вечерний центральный бульвар — был обтрёпанный мальчишка лет 10. Сидя с поджатыми ногами на ограждении подземного перехода, он обмакивал палец в стоящую рядом бутылку с молоком и кормил прижатого к груди крошечного щенка. На чумазом лице мальчишки сияла — другого слова подобрать было нельзя — улыбка.
Родители долго молчали. Валька тоже молчал, глядя в окно. По нему шуршал весенний дождь.