– А о какой же жизни говоришь ты?
– Ты её не знаешь, Нина, и никогда не узнаешь. Моя жизнь – удел немногих избранных. Она как свеча: чем ярче горит, тем скорее сгорает… Я давно бы пустил себе пулю в лоб, если бы не моё проклятое любопытство.
Ниночка удивленно посмотрела на брата.
– Ты не понимаешь меня? Я говорю о том чувстве, которое толкает меня жить…Просто вот интересно видеть, что тебе принесет завтрашний день. Жить – это ходить по белу свету, всё видеть, всем интересоваться, ни на одну минуту не замерзать на мертвой точке… Как можно больше видеть, как можно больше перечувствовать… У нас в труппе, в Ростове на Дону, был старик суфлёр… Закулисной крысой мы его звали. Так тот, бывало, так говорил: «Где человек ни шлялся, а к вечеру дом найдёт». Это он про могилу… Так и я: буду любопытствовать, пока ноги гнутся, а на кладбище отвезут.
– Ах, Антоша, мы никогда не поймем друг друга!
– Как знать? Может быть, я обращу тебя в свою веру…
Глава XXIII
Среди богемы
– Всё может быть, – улыбнулась девушка, не желая противоречить брату.
– Да, поскорее бы пришла весна… Я не люблю засиживаться долго на одном месте.
– Счастливец, – тихо вздохнула Ниночка, – ты так много путешествовал, много видел…
– За эти последние восемь лет я ни разу не встречал весну в одном и том же городе… Год назад весна застала меня в Мариуполе. Эх, хорошо на юге: солнце, цветы!
Он замолчал.
Задумался, облокотясь на руку.
– Отцу будет неприятно, если ты уедешь…
– Возможно… Старику хотелось бы, чтоб я остался и начал плясать по его дудке. Нет, этого не будет! Трудно с ним ужиться: характер больно скверный. Самолюбив, упрям, недоверчив до болезненности… Не хотелось бы говорить об этом, да уж так к слову пришлось. Ты вот знаешь, даже и теперь он не может отделаться от недоверия ко мне… Войдёт, глазами по углам косится: не стоит ли где бутылка. До тайного шпионства унизился… Кучера расспрашивал.
Антон раздраженно раскашлялся.
– А спросил бы, на какие я деньги пить стану?! В карманах пустота! Если бы не ты с Ликой, так и без табаку бы насиделся.
– А скажи, Антоша… тебя сейчас не тянет…
Ниночка запнулась.
– Не тянет пить, – тихо закончила она.
– И ты тоже! Успокойся: пока еще не тянет.
На его бледном, исхудалом лице задрожала деланная улыбка.
– Ах, сестрёнка, если бы ты знала! Пил я, действительно, много, и ещё, может быть, пить буду, не закаиваюсь… Да ты спроси, отчего я пил, в какое время за рюмку брался… От тоски, от неудовлетворённости душевной… Нелепо жизнь сложилась! Ну, да что там толковать! Много у нас на Руси пьют. Недаром поэт сказал: «одна дорога торная – дорога к кабаку». Бьётся человек, как муха в паутине. Кругом пошлость, мещанские будни. Невольно потянет в Нирвану.
– Господи! да неужели нет в жизни других интересов? Для тебя, например, искусство, театр…
– Ах, ты не знаешь, о чём говоришь! Театр! Я отдал сцене свою молодость, своё здоровье. Лучшие силы своего духовного «я» растратил в чёрной неблагодарной работе провинциального актёра… А что мне взамен этого дала сцена? Нет, не говори об искусстве! В наши дни, в наше время искусство пало. Всё идёт на убыль…
– Но ведь ты любишь театр?
– Да, ты права: я люблю сцену. Никакие разочарования, никакие огорчения – не в силах вырвать этого чувства. Знаешь ли ты, сестрёнка, что раз человек вступит на театральные подмостки, трудно ему расстаться с ними… Рампа имеет страшную притягательную силу… Я отравил свою душу запахом декораций. Наглотался кулисной пыли. Сцена для меня необходима…
Помолчав немного, Антон Константинович продолжал:
– Здесь, в городе я встретился с Васькой Петровым. Он режиссирует в местном драматическом кружке… Мы с ним товарищи: вместе два сезона служили. Приглашал меня играть… Надо будет вот на днях сходить к нему.
Ниночка невольно поморщилась. Она знала этого Петрова. В городе было известно, что он запивает по временам горькую.
– Что же, сходи – это развлечёт тебя.
– Надо сходить… Заплесневел я здесь лёжа… Ну, да довольно об этом! Погоди, Нинок, сейчас я поставлю самовар, будем пить чай…
Он отправился в прихожую и загромыхал там трубою, напевая сквозь зубы:
– Как приятно в вечер майский чай китайский распивать.
Дня через два Антон Константинович направился к Петрову. Адрес у него был записан.