Рахиль еще шестнадцатилетней девочкой ушла из-за родительского гнева из семьи суровых фанатиков-евреев. Пристроилась в Одессе на гильзовую фабрику. Работала и урывками училась. Её заметил кое-кто из партийных работников, имевших связи с фабрикой. С этого момента будущее Рахили определилось. Молодая энергичная девушка стойко вынесла на своих плечах шесть месяцев предварительного заключения и всю тяжесть пересылки: ночлеги по холодным дымным этапам, грубые окрики часовых, усталость и материальные лишения. Годы ссылки прошли для неё не бесцельно. Среди товарищей ссыльных она нашла поддержку, хороших учителей, книги. Жадно читала, работала над собой, пополняя пробелы своего образования. Далее следовало знакомство с Мейчиком, кратковременное счастье, разлука и опять совместная горячая работа.
В этот город Рахиль и её муж приехали весной прошлого года.
Когда в местном комитете зашла речь о том, кому быть хозяевами конспиративной квартиры, все единогласно остановили выбор на Мейчике.
Действительно, трудно было найти более подходящего человека. Он прекрасно справлялся со своей ролью лавочника. Умел поддерживать добрые отношения с соседями.
… Рахиль хлопотала по хозяйству, заменяла мужа в лавке и по временам помогала товарищам в их типографских работах.
Главным руководителем по устройству и оборудованию типографии был, как мы говорили уже выше, Инженер. Эта партийная кличка принадлежала бывшему студенту политехнического института. Никто из комитетских не знал его настоящего имени. Прошлое этого худощавого блондина с грустными серыми глазами и с болезненным румянцем на щеках можно было охарактеризовать двумя словами: тюрьма и подполье, подполье и тюрьма. По специальности он был электротехник и обладал недюжинными познаниями в этой области. Одиночка и ссылки, голодовки вконец расшатали его не особенно крепкое здоровье. У него развилась чахотка. Условия жизни создавали благоприятную почву для развития болезни. Он и Михаил большую часть времени проводили в своём подвале, выходя подышать чистым воздухом только ночью.
За последние две недели Инженеру сделалось совсем плохо. Он уже не мог работать. Лежал в полубреду.
Развязка приближалась.
Четвёртый товарищ – Михаил, или, как его шутливо называли, Весельчак – был человек угрюмый и несообщительный, философски равнодушный ко всему, что выходило из рамок его прямых обязанностей.
Трудно было сказать, как этот человек попал в подполье. Он молчал по целым дням. Никогда не вмешивался в разговоры товарищей и никого и ничего не критиковал. Никогда не вспоминал о своём прошлом и не высказывал никаких надежд и планов на будущее. Но в его спокойном, методическом исполнении своих обязанностей, его равнодушии к неудобствам обстановки выражалось глубокое сознание долга, какая-то молчаливая скрытая сила, которая невольно импонировала окружающим…
Текст оригинала был набран. Рахиль выпрямила усталую спину и хрустнула затёкшими пальцами.
– Ну, половина дела сделана. Сейчас я пойду пошлю мужа. Он поможет вам печатать.
Поднявшись наверх, Рахиль разбудила Мейчика, дремавшего около стола. Он зевнул и сладко потянулся.
– Черт побери, как хочется спать! Набрали?
– Да… Михаил ожидает тебя.
– Иду… Инженер, кажется, уснул. В его комнате тихо.
Мейчик спустился в типографию, а Рахиль прибавила огня в лампе и налила себе из оставшегося самовара стакан чаю. Из соседней комнаты доносилось тяжёлое дыхание больного.
Прежде чем лечь спать, Рахиль решила заглянуть к Инженеру. Взяла лампу и осторожно отворила дверь.
Больной лежал на кушетке, головой к дверям, прикрытый пальто и старым пледом. Он был в забытьи. Бледные исхудалые руки, брошенные поверх пледа, казались такими слабыми и беспомощными.
На лбу больного дрожали крупные капли пота. Как ни осторожно ступала Рахиль, шаги её разбудили спящего.
Он поднял глаза, с усилием поправил подушку и тихо спросил:
– Это Вы, Рахиль? Я, кажется, соснул немного… Который теперь час?
– Четыре часа…
– Скорее бы рассвет… Какая длинная, бесконечно длинная ночь… Я плохо спал. Это был скорее мучительный кошмар, а не сон…
– Не дать ли Вам питьё, – заботливо спросила Рахиль, оправляя плед.
– Дайте… У меня сильный жар. Шалит температура.
Больной с жадностью сделал несколько глотков и откинулся на подушку.
– Да… Совсем скверно моё дело. Слабость ужасная, а как руки исхудали…
– Завтра Вам принесут лекарства.
Инженер закашлялся. С покорной грустью посмотрел на кровавое пятно, расплывшееся по платку, и покачал головой.