— Второе лето.
— И были случаи, что кого-либо задерживали?
— Нет, не приходилось. Да и кто пойдёт. Больше сот от них, от гусей, отбиваюсь. Ох, и озорливые, нет на них погибели! Особенно когда рассада высажена. Как нападут на огород, будто саранча, — чёрное место оставят, и только. А хитрые, скажу вам! Наверное, хитрее этой животины и на свете нет. Только перееду на свой берег — они как ошалелые через озеро. Я за ними, а они заметят и как ни в чём не бывало повернут и тихонечко плывут вдоль берега, еле лапами перебирая, да чуть слышно: «Га-га-га-га». Иной день с утра до вечера гоняешься за ними, аж из сил выбьешься. Председатель говорит, что ещё птицеферму будут заводить, ну, тогда совсем житья не будет от них.
Старик прислушался. Из-за озера, из-за деревни, глухо доносился ритмичный стук колёс о стыки рельсов. В четырёх километрах от нас проходил железнодорожный путь. Глеб Иванович повеселел, как-то сразу приободрился и важно, с видом знатока своего дела заметил:
— Товарный с наливными цистернами.
— Как вы могли определить? — удивился я.
— А чего тут мудрёного? Каждый состав свою походку имеет… Пятьдесят лет отработал я на железной дороге.
Из-за камыша выплыл белый гусак и, склонив голову набок, глянул на нас. Потом нерешительно подплыл к берегу.
— Иди, иди, не бойся, Гагашка-дурашка, — начал манить старик гуся, — иди…
Гусь вышел из воды и, высоко подняв голову и останавливаясь через каждый шаг, направился к старику.
— Хлеба хочешь? — спрашивает Глеб Иванович.
«Га-га…» — ответил Гагашка.
— А на огород будешь водить свой выводок?
«Га-га…» — ещё тише ответил Гагашка.
— Нет? Ну, тогда на, ешь, да смотри у меня, — смеётся старик.
Гусь проглотил хлебную корочку, ещё погагакал, вошёл в воду, отряхнулся и тихонечко поплыл за камыши. А там на разные голоса: «Га-га-га-га… га-га-га-га…»
— Ишь ты, умник какой! — ещё пуще засмеялся старик. — Глянул, тут ли я, а теперь рассказывает своему выводку, а те возмущаются. Ох, и хитрющие животины! Гагашка-то совсем ручной. Куда ни спрячусь — найдёт. Привык больно ко мне… Эх, заговорился я с вами, — подхватился старик и, вскинув ружьё, не целясь, выпалил из обоих стволов по улетающей птице. — Повадился, разбойник, двух гусят утащил — не ястреб, а орёл какой-то. Но всё ж таки острастку дал ему, теперь подумает, прилетать ли… Заговорился… — ворчал сторож, продувая стволы ружья.
МЕДВЕЖАТНИК
Начальник строительства межколхозной электростанции Воробей Герасим Сидорович, лет сорока от роду, будто из гранита высечен. Высок ростом, статен собою и силы непомерной. Машину «Победа» за буфер подымает — домкрата не надо. «Вот так Воробей! — удивлённо скажет тот, кто в первый раз увидит его. — Слон настоящий!»
В районе Герасим Сидорович слывёт охотником, хотя за три года, которые он здесь работает, никто не видал его на охоте.
Своё двуствольное ружьё хранит не дома, а в рабочем кабинете. Каждому посетителю похвастает ружьём и расскажет такой случай из своей охотничьей практики, что собеседник вздохнёт, почешет затылок да вымолвит:
— Вот это да! Тут, брат, смелость да ловкость нужны.
— А то как же, — подтвердит Воробей, — без этого нельзя.
На приглашение местных охотников пострелять уток или тетеревов Герасим Сидорович только посмеивается:
— Что вы, я зверовик, на медведя бы сходил, а птица — детская забава.
Следом за Герасимом Сидоровичем неотступно бегает вогульская лайка, здоровенный пёс, что волк, и такой же масти — тоже серый.
— Что это за собака, по какой же дичи? — спросят иногда Воробья.
— Зверовая. Разве не видите?.. По крупному зверю, — небрежно ответит он…
В один из июньских дней медведь задрал двух коров из колхозного стада. Забеспокоились колхозники: шутка ли — такой убыток! Всем колхозом борются за увеличение стада, а тут в один день двух коров лишились.
Председатель колхоза — к Воробью:
— Выручайте, Герасим Сидорович, так всего стада лишиться можно.
— Не могу, — отвечает Воробей, — сами видите, какая горячая у меня пора: реку перекрывать надо. День упустишь — неделей не наверстаешь.
— Тоже правда, — согласился председатель…
Старого охотника Ковчу упрашивать не пришлось. Проварил он медвежий капкан весом в два пуда в еловой хвое, отнёс его за три версты от деревни, к месту привады, и насторожил. А ведь Ковче ни много ни мало семьдесят два года весной минуло. Через три дня утром старик пошёл наведаться…
Ёкнуло сердце у охотника, только глянул он на место привады: изрытая земля, вывернутые с корнями деревья и широкий кровавый брод по густой траве… Жестокая схватка была у зверя с железным чудовищем.