Ключ жизни! Какой-то умный человек дал это высокое имя ему. И ключ с честью несёт его, возможно, уже не одно столетие.
— Смотри, какой пир здесь сегодня был! — смеясь, говорит Жамангул, показывая на множество различных следов около ключа.
Берег ключа испещрён следами. На песке видны ясные их отпечатки. Здесь были и архары, и тэки, и джейраны, и кеклики.
Какое счастье в жаркий, знойный день очутиться у такого источника!
Расположились мы в тени у самого источника, и, кажется, нет сейчас никого счастливее нас.
Жамангул дружески корит меня:
— Зачем прямо в гору идёшь? И силы напрасно тратишь и время. По горам надо ходить, как по винтовой лестнице, тогда и быстро и легко…
Но вот Жамангул поднялся и быстро побежал вперёд. Я спросил — что такое, но он ничего не ответил, а остановился, наклонился к земле и зовёт меня.
Среди увядших, высохших и пожелтевших степных маков лежал серо-коричневый, с чёрным ремешком по спине маленький, только что появившийся на свет козлёнок. Он лежал, плотно прижавшись к земле, положив свою мордочку на вытянутые передние ноги, как неживой, то открывая, то закрывая свои тёмные блестящие глаза.
Жамангул приподнял его. Козлёнок стоит, дрожит, неуверенно опираясь на свои неуклюжие, с толстыми коленками ноги. Постоял немного, упал и опять замер — ну как неживой!
— А где же мать? — спросил я Жамангула.
— Наверное, молодая и убежала вместе со стадом, зачуяв нас. Но она придёт.
Взяли мы козлёнка и принесли к ключу. Положили в тень на разостланную куртку и любуемся. Вот он приподнял голову и заблеял: «Бэ-э, бэ-э-э!» — да таким басом! А сам он величиной с небольшого зайца.
— Козлик, — говорит Жамангул. — У козочки голосок нежный. А вот смотри, два завиточка на лбу между ушами — в этом месте вырастут рожки.
Уже часа три прошло, а мать ещё не появлялась. Несколько раз Жамангул выходил из ущелья и смотрел, но матери не видел.
— Наверное, другим занялась и забыла про этого, — заключил Жамангул.
Везу я козлёнка домой и думаю: «Вот ребятам будет забава!»
Жена посмотрела и говорит:
— И не знаю, как тебе хочется мучить животных! Ну зачем привёз? Что мы с ним будем делать?
Я постарался объяснить, что оставить было нельзя, что мать куда-то исчезла, а вечером его всё равно шакалы бы съели.
— Ну, уж если так, то ладно.
А козлёнок ходит по комнате, как на костылях — ещё плохо слушаются его ноги, — и блеет: «Бэ-э, бэ-э…»
— Есть, наверное, хочет, — говорит жена. — Но как его кормить?
Налил в блюдце молока, поднёс к мордочке — не пьёт. Тогда я окунул палец в молоко, сунул козлёнку в рот, и он принялся сосать палец.
— Всё ясно, — говорит жена. — Сейчас накормим.
Взяли мы бутылочку, налили в неё тёплого молока, на горлышко надели резиновую соску и дали козлёнку. И вот он с жадностью начал сосать. Сосёт, мордочкой подбивает бутылку, крутит чёрным хвостиком и притопывает левой ногой. Ну точь-в-точь как ягнята сосут свою мать. Насосался, лёг и крепко-крепко уснул.
Слух о том, что я привёз дикого козлёнка, быстро облетел весь посёлок.
Вечером собрались ребята. Смотрят, смеются, и каждому хочется погладить.
Прозвали мы его Васькой. А когда Ваську стали кормить ужином, когда он стал поддавать мордочкой бутылку, крутить хвостиком и притопывать левой ногой, в моём дворе творилось что-то невероятное.
Ребята смеялись, каждому хотелось подержать бутылочку и сказать козлёнку самые ласковые слова. И стал мой Васька любимцем ребят.
С каждым днём он всё набирал и набирал силы. Дней через десять такой шустрый стал да такой игривый! Прыгает, резвится. А потом появились у него рожки. Вначале маленькие показались, как две пуговки, а затем всё больше и больше.
Ребята, играя с ним, приучили его бодаться. Подставят кулак, а он разбежится и как ударит лбом! Очень ему это нравилось.
А тут как-то жена делала уборку в квартире и — зачем это ей понадобилось, сам не знаю, — сняла зеркало со стены и поставила на пол. Васька тут же крутился. Вот увидел он себя в зеркале, испугался и попятился назад. А зеркальный Васька тоже попятился назад.
Тогда козлёнок недолго думая разбежался да так сильно ударил рогами по зеркальному Ваське, что только стёкла зазвенели.
— Ну, уж это не знаю, что такое! — рассердилась жена.
— Да при чём тут он? — отвечаю я. — Откуда ему знать, что это зеркало!