Выбрать главу

Вы особо настаиваете на необходимости отбросить лозунг безусловной защиты СССР, которому вы придаете интерпретацию неограниченной поддержки каждого дипломатического и военного действия Кремля, т.е. Сталина. Нет, мой дорогой Шахтман, такая интерпретация не соответствует «конкретности событий». Уже в 1927 году мы провозгласили в Центральном Комитете: «За социалистическое отечество? Да! За сталинский курс? Нет!»*. Дальше, вы кажется забыли о так называемом «тезисе о Клемансо», который говорил, что в интересах настоящей защиты СССР пролетарский авангард может прийти к необходимости сместить правительство Сталина и назначить вместо него новое руководство. Это было провозглашено в 1927 г.! Спустя пять лет мы объяснили рабочим что это изменение правительств может осуществиться лишь в форме политической революции. Итак, мы решительно отделяем нашу защиту СССР как рабочего государства от бюрократической защиты СССР. А вы придаете нашей прошлой линии значение безусловной поддержки дипломатических и военных действий Сталина! Позвольте мне сказать, что это является ужасным искажением всей нашей позиции, не только со времени создания Четвертого Интернационала, но с самых начал Левой Оппозиции.

* «Сталинская школа фальсификации», Москва, изд. Наука, 1990, стр. 179 /И-R/.

Безусловная поддержка СССР означает именно, что наша политика определяется не действиями, маневрами и преступлениями кремлевской бюрократии, а лишь нашим пониманием интересов советского государства и мировой революции.

В конце вашего доклада вы цитируете формулу Троцкого о необходимости подчинить защиту национализированной собственности в СССР интересам мировой революции, и продолжаете: «Итак, я понимал нашу позицию в прошлом в том смысле, что мы резко отрицаем возможность конфликта между этими факторами… Я никогда не понимал под нашей прошлой позицией, что мы подчиняем первое второму. Насколько я понимаю английский язык, это определение подразумевает что между ними есть или может быть конфликт» (стр. 37). И из этого вы делаете вывод о невозможности сохранять лозунг безусловной защиты Советского Союза.

Этот аргумент основан по меньшей мере на двух ошибках. Как и почему интересы сохранения национализированной собственности могут прийти «в конфликт» с интересами мировой революции? Вы молчаливо заключаете что кремлевская (не наша) политика защиты может встать в противоречие с интересами мировой революции. — Конечно! На каждом шагу! В полном смысле! Но наша политика защиты не обусловлена политикой Кремля. Это — первая ошибка. — Но, говорите вы, — если противоречия нет, то зачем же нужно подчинение? — Это — второе недоразумение. Мы должны подчинять защиту СССР мировой революции в том смысле, что мы подчиняем частное целому. В 1918 году во время нашей полемики с Бухариным, настаивавшем на революционной войне против Германии, Ленин ответил примерно так: «Если бы в Германии сейчас произошла революция, то тогда мы были бы обязаны вести войну, даже рискуя поражением. Германская революция важнее нашей и мы должны, если придется, пожертвовать Советской властью в России (временно), чтобы помочь ей победить в Германии». Стачка в Чикаго может быть безрассудной в настоящий момент, но если эта стачка подтолкнет к всеобщей национальной стачке, то рабочие Чикаго должны подчинить свои интересы интересам класса в целом и объявить забастовку. Допустим, что СССР вступила в войну на стороне Германии. Германская революция, конечно, поставила бы под угрозу немедленные интересы СССР. Посоветуем ли мы в этой ситуации германским рабочим не выступать? Коминтерн конечно так им и скажет, но не мы. Мы скажем им: «Мы должны подчинить интересы защиты Советского Союза интересам мировой революции».