Поправлять ошибки труднее, чем совершать их. Мы просим у читателя достаточного терпения, чтоб шаг за шагом пройти с нами через все зигзаги мысли Шахтмана. Мы обещаем при этом, с своей стороны, не ограничиваться вскрытием ошибок и противоречий, а противопоставлять по всей линии пролетарскую позицию — мелко-буржуазной, марксистскую — эклектической. Может быть, так мы все кое-чему научимся из дискуссии.
Откуда это у нас, непримиримых революционеров, внезапно появилась мелко-буржуазная тенденция? — возмущается т. Шахтман. Где доказательства? «В чем эта тенденция проявлялась в последний год (!) у авторитетных выразителей меньшинства?» (стр. 2). Почему в прошлом мы не поддавались влиянию мелко-буржуазной демократии? Почему во время испанской войны мы… и пр. и пр. Таков козырный аргумент, с которого Шахтман начинает свою полемику против меня, и который он варьирует на все лады, придавая ему, видимо, чрезвычайное значение. Шахтману совсем не приходит в голову, что я могу повернуть этот аргумент против него.
В документе оппозиции: «Война и бюрократический консерватизм» делается допущение, что Троцкий прав в девяти случаях из десяти, а может быть в 99 из 100. Я прекрасно понимаю условный и чрезмерно великодушный характер этого допущения. Процент моих ошибок, на самом деле, значительно выше. Но как объяснить все же, что через две-три недели после только что цитированного документа Шахтман сразу открыл, что Троцкий:
а) не способен критически отнестись к доставляемой ему информации, хотя одним из информаторов являлся в течение десяти лет сам Шахтман;
б) не умеет отличить пролетарское течение от мелкобужуазного, большевистское от меньшевистского;
в) защищает абсурдную идею «бюрократической революции» вместо революции масс;
г) не умеет дать ответа на конкретные вопросы о Польше, Финляндии и пр.;
д) проявляет склонность капитулировать перед сталинизмом;
е) не понимает, что такое демократический централизм, — и т.д. без конца.
Словом, на протяжении двух-трех недель Шахтман открыл, что я ошибаюсь в 99 случаях из 100, особенно когда дело идет о самом Шахтмане. Мне кажется, что это новое процентное соотношение тоже страдает некоторым преувеличением, — но уже в противоположную сторону. Во всяком случае мою склонность заменять революцию масс «бюрократической революцией» Шахтман открыл гораздо более внезапно, чем я — мелко-буржуазный уклон.
Т. Шахтман приглашает меня привести доказательства существования «мелко-буржуазной тенденции» в партии за последний год; иногда он называет два-три года. У Шахтмана есть все основания не заглядывать в более отдаленное прошлое. Я последую, однако, приглашению Шахтмана и ограничусь последними тремя годами. Прошу внимания! На риторические вопросы моего сурового критика я отвечу несколькими точными документами.
25 мая 1937 г. я писал в Нью-Йорк по поводу политики фракции большевиков-ленинцев в Социалистической партии.
«… я должен процитировать два недавних документа: а) частное письмо от „Макса" о конференции, и б) статью Шахтмана „К революционной социалистической партии". Само название этой статьи показывает неверную перспективу. Мне кажется, что события, включая и последнюю конференцию, говорят за то, что партия развивается не в «революционную» партию, а во что-то наподобие ILP, то есть, в жалкий центристский политический аборт, без какого-либо будущего.
«Утверждение, будто Американская Социалистическая партия сейчас „ближе к позициям революционного марксизма, чем любая партия Второго или Третьего Интернационала", это совершенно незаслуженный комплимент: Американская Социалистическая партия лишь только более отсталая, чем аналогичные формации в Европе — POUM, ILP, SAP, и так далее — … Наша задача заключается в том, чтобы разоблачить это отрицательное преимущество Нормана Томаса и Ко., а не говорить о „превосходстве (резолюции о войне) над всеми другими резолюциями, когда-либо принятыми этой партией…" Это попросту чисто художественная оценка, потому что всякая резолюция должна быть оценена в связи с историческими событиями, с политической ситуацией и её императивной необходимостью…»