Союз с Гитлером «мы» предвидели, — пишут Шахтман с Бернамом, — но захвата Восточной Польши и вторжения в Финляндию — нет, этого «мы» не предвидели. Столь неожиданное и невероятное событие требует полного переворота в нашей политике. Эти политики думали, очевидно, что союз с Гитлером Сталину нужен был для обмена пасхальными приветствиями. Они «предвидели» союз (где? когда?), но не предвидели, зачем и для чего.
Они признают за рабочим государством право маневрировать между империалистскими лагерями и заключать соглашения с одними против других. Соглашения должны, очевидно, иметь своей целью защиту рабочего государства, доставление ему экономических, стратегических и иных выгод и, если обстоятельства позволяют, расширение арены рабочего государства. Выродившееся рабочее государство стремится достигнуть этих целей своими, бюрократическими путями, которые на каждом шагу вступают в противоречие с интересами мирового пролетариата. Но что, собственно, неожиданного и непредвиденного в том, что Кремль попытался извлечь все, что мог, из своего союза с Гитлером?
Если злополучные политики «этого» не предвидели, то только потому, что они не продумывают серьезно до конца ни одного вопроса. В течение долгих переговоров с англо-французской делегацией летом 1939 г., Кремль открыто требовал военного контроля над Балтийскими государствами. Из-за несогласия Англии и Франции предоставить ему этот контроль, Сталин оборвал переговоры. Уже из одного этого было совершенно ясно, что соглашение с Гитлером должно обеспечить Сталину, по крайней мере, контроль над Балтийскими государствами. Политически зрелые люди во всем мире так именно и смотрели на дело, спрашивая себя, какими именно путями Сталин осуществит свою задачу: начнет ли он с Польши или с Прибалтики, будет ли применять военные меры и пр. Ход событий зависел, однако, гораздо больше от Гитлера, чем от Сталина. Конкретных событий предвидеть вообще нельзя. Но общее направление развернувшихся событий не заключало в себе ничего принципиально нового.
В результате вырождения рабочего государства СССР оказался у порога второй империалистской войны неизмеримо слабее, чем мог бы быть. Соглашение Сталина с Гитлером имело задачей обезопасить СССР от наступления со стороны Германии и вообще от вовлечения в большую войну. Гитлеру нужно было, в момент захвата Польши, обезопасить себя с Востока. Сталину пришлось, с разрешения Гитлера, вторгнуться в Восточную Польшу, чтобы создать некоторые дополнительные гарантии против Гитлера на западной границе СССР. Однако, в результате этих событий у СССР оказалась общая сухопутная граница с Германией, тем самым опасность со стороны победоносной Германии стала более непосредственной, а зависимость Сталина от Гитлера — более тесной.
Эпизод с разделом Польши получил развитие и дополнение на арене Скандинавии. Гитлер не мог, в тех или других пределах, не сообщить «другу» Сталину свой план захвата скандинавских государств. Сталина не мог не охватить холодный пот: ведь это означало полное господство Германии над Балтийским морем, над Финляндией и прямую угрозу Ленинграду. Сталину снова пришлось искать дополнительных гарантий против союзника, на этот раз в Финляндии. Он наткнулся, однако, на серьезное сопротивление. «Военная прогулка» затянулась. Скандинавия грозила тем временем превратиться в арену большой войны. Гитлер, успевший подготовить удар против Дании и Норвегии, требовал от Сталина скорейшего заключения мира. Сталину пришлось сократить свои планы, отказавшись от советизации Финляндии. Таков в основных чертах ход событий на северо-западе Европы.
Подходить в условиях мировой войны к вопросу о судьбе мелких государств с точки зрения «национальной независимости», «нейтралитета» и пр., значит оставаться в области империалистской мифологии. Борьба идет из-за господства над миром. Попутно будет разрешен вопрос о существовании СССР. Эта проблема, стоящая сегодня на втором плане, неизбежно должна, в известный момент, выдвинуться на передний план. Что касается мелких и второстепенных государств, то они сегодня уже являются пешками в руках великих держав. Единственная свобода, которая остается за ними, да и то в ограниченном размере, это выбор повелителя.
В течение известного времени в Норвегии боролись два правительства: правительство норвежских наци, под прикрытием немецких войск, на юге, и старое социал-демократическое правительство со своим королем, на севере. Должны ли были норвежские рабочие поддерживать «демократический» лагерь, против фашистского? По аналогии с Испанией, следовало бы, на первый взгляд, дать на этот вопрос утвердительный ответ. На самом деле, это было бы грубейшей ошибкой. В Испании дело шло об изолированной гражданской войне; вмешательство внешних империалистских сил, несмотря на всю свою значительность, имело все же второстепенный характер. В Норвегии дело идет о прямом и непосредственном столкновении двух империалистских лагерей, в руках которых враждующие норвежские правительства представляли лишь подсобные орудия. На мировой арене мы не поддерживаем ни лагерь союзников, ни лагерь Германии. У нас нет, поэтому, ни малейшего основания или права поддерживать одно из их временных орудий внутри Норвегии.