Другой источник убежденности в существовании бога, источник, связанный не с чувствами, а с разумом, производит на меня впечатление гораздо более веского. Он заключается в крайней трудности или даже невозможности представить себе эту необъятную и чудесную вселенную, включая сюда и человека с его способностью заглядывать далеко в прошлое и будущее, как результат слепого случая или необходимости. Размышляя таким образом, я чувствую себя вынужденным обратиться к Первопричине, которая обладает интеллектом, в какой-то степени аналогичным разуму человека, т. е. заслуживаю названия Теиста. (Насколько я в состоянии вспомнить, это умозаключение сильно владело мною приблизительно в то время, когда я писал «Происхождение видов», но именно с этого времени его значение для меня начало, крайне медленно и не без многих колебаний, всё более и более ослабевать.) Но в таком случае — возникает сомнение в том, можно ли положиться на человеческий ум в его попытках строить такого рода обширные заключения; на человеческий ум, развившийся, как я твердо убежден, из того слабого ума, которым обладают более низко организованные животные? Не имеем ли мы здесь дела с результатом такой связи между причиной и следствием, которая поражает нас своим характером необходимости, но которая, вероятно, зависит только лишь от унаследованного опыта? Не следует также упускать из виду возможности постоянного внедрения веры в бога в умы детей, внедрения, производящего чрезвычайно сильное и, быть может, наследуемое воздействие на их мозг, не вполне ещё развитый, так что для них было бы так же трудно отбросить веру в бога, как для обезьяны — отбросить её инстинктивный страх и отвращение по отношению к змее. Я не могу претендовать на то, чтобы пролить хотя бы малейший свет на столь трудные для понимания проблемы. Тайна начала всех вещей неразрешима для нас, и что касается меня, то я должен удовольствоваться тем, что остаюсь Агностиком.
Человек, не обладающий твердой и никогда не покидающей его верой в существование личного бога или в будущую жизнь с её воздаянием и наградой, может, насколько я в состоянии судить, избрать в качестве правила жизни только одно: следовать тем импульсам и инстинктам, которые являются наиболее сильными или кажутся ему наилучшими. В этом роде действует собака, но она делает это слепо, между тем как человек может предвидеть и оглядываться назад и сравнивать различные свои чувства, желания и воспоминания. И вот, в согласии с суждением всех мудрейших людей, он обнаруживает, что наивысшее удовлетворение он получает, если следует определенным импульсам, а именно — социальным инстинктам. Если он будет действовать на благо других людей, он будет получать одобрение со стороны своих ближних и приобретать любовь тех, с кем он живет, а это последнее и есть, несомненно, наивысшее наслаждение, какое мы можем получить на нашей Земле. Постепенно для него будет становиться невыносимым охотнее повиноваться своим чувственным страстям, нежели своим высшим импульсам, которые, когда они становятся привычными, почти могут быть названы инстинктивными. По временам его разум может подсказывать ему, что он должен действовать вразрез с мнением других людей, чье одобрение он в таком случае не заслужит, но он всё же будет испытывать полное удовлетворение от сознания, что он следовал своему глубочайшему убеждению или совести. Что касается меня самого, то я думаю, что поступал правильно, неуклонно занимаясь наукой и посвятив ей всю свою жизнь. Я не совершил какого-либо серьезного греха и не испытываю поэтому никаких угрызений совести, но я очень и очень часто сожалел о том, что не оказал больше непосредственного добра моим ближним. Единственным, но недостаточным извинением является для меня то обстоятельство, что я много болел, а также моя умственная конституция, которая делает для меня крайне затруднительным переход от одного предмета или занятия к другому. Я могу вообразить себе, что мне доставила бы высокое удовлетворение возможность уделять благотворительным делам всё мое время, а не только часть его, хотя и это было бы куда лучшей линией поведения.
Нет ничего более замечательного, чем распространение религиозного неверия, или рационализма, на протяжении второй половины моей жизни (…).
О сказках, религии и вере в существование Бога
В.Л. Гинзбург
В приложении «НГ — Религия» к «Независимой газете» от 20 февраля 2008 г. опубликована статья Е. Водолазкина «Как понимать свою культуру? (ещё раз о "Письме десяти академиков")». Он критикует это «письмо» с различных точек зрения, но в отличие от некоторых своих единомышленников делает это, не нарушая, по крайней мере, элементарных правил вежливости, а лишь поучает нас, не филологов, с высоты своей принадлежности к текстологической школе, которая на «материалистическом видении мира не базируется».
Право Е. Водолазкина считать, что авторы «письма» (я один из них), если даже и являются специалистами в своих областях науки, но мало понимают в отношении религии и современной политики Русской православной церкви.
Многое на эту тему уже написано, и я не стал бы даже писать настоящую статью, если бы совершенно неверным и фальшивым не был бы основной тезис Е.Водолазкина. Именно, он пишет: «Хочу сообщить авторам «Письма» главное: Бог есть. Доказывать это здесь нет необходимости уже хотя бы потому, что академики не доказали противоположного. Строго говоря, это тот пункт, где ни одной из сторон доказательства не нужны: это вопрос веры».
Это есть вариант довольно часто встречающегося утверждения, что атеисты просто в существование Бога не верят, а религиозные люди в существование Бога верят, вот и всё. Но это в корне ошибочно, ибо слово «вера» очень растяжимо, и вера атеиста и вера религиозного человека — это совершенно разные «веры». Вера атеиста основана на знании, это вера в действительно существующее, в факты, в науку. Скажем, школьник верит в справедливость таблицы умножения и, например, в то, что 6 х 8 = 48. Он верит таблице, но может легко проверить её справедливость, воспользовавшись, например, кубиками или оловянными солдатиками. Физик верит в закон сохранения энергии не потому, что так говорят и пишут, а потому, что справедливость этого закона твердо установлена бесчисленными опытами. Вообще вера в справедливость тех или иных научных утверждений всегда основана на практической деятельности людей: мы не просто верим в закон всемирного тяготения, мы рассчитываем траекторию спутника и запускаем его с помощью космической ракеты. На этом стоит научное мировоззрение.
Религиозная же вера основана на том, что написано в Библии или Коране (для конкретности ограничиваюсь монотеистическими религиями — иудаизмом, христианством и исламом). Библия и Коран буквально пропитаны различными чудесами. Чудесами же называют обычно нечто, что противоречит научным законам и экспериментальным данным. Таковы воскрешение из мертвых, непорочное зачатие, существование ангелов, чертей, рая, ада и т. д. Всё это выдумки, фикция. Это на современном языке, по современным понятиям, просто сказки. Поставить создание этих сказок в упрек авторам Библии нельзя, ибо тысячелетия или «только» много столетий назад наука ещё находилась в младенческом состоянии, и можно было выдумывать почти всё, что угодно. Другими словами, всё эти чудеса — плод религиозного мировоззрения, принципиально отличающегося от научного мировоззрения. Итак, существуют два совершенно разных мировоззрения — научное и религиозное. Им отвечают и две различные «веры» — вера в истину, в реальный мир, и вера в сказки. К сожалению, не только дети, но и многие взрослые люди продолжают верить в сказки, пусть не в то, что их нашли в капусте, но практически во всё, что угодно, и просто печально, когда взрослые люди, подобно Е. Водолазкину, не видят или, скорее, не хотят видеть глубокой пропасти между указанными мировоззрениями и «верами». Подробнее на эту тему я писал недавно, и нет возможности здесь всё повторять. Библия — очень ценное историческое и художественное произведение, но считать её священной книгой — дело верующих. Очистите Библию и Коран от чудес, от всяких молитв, ряс, кадил и т. п., и что же тогда от религии останется? Останется немногое, так сказать, по объему, но, конечно, очень важное по существу. Останутся «заповеди» и вообще этико-моральные принципы, которым люди должны следовать.