Нагляднее всего последствия изничтожения интеллигенции и подмены реальности имитацией проявляются в обвальном падении культурного уровня общества. О ситуации могу судить по близкой мне области — литературе. Писателям и публицистам, пишущим всерьёз и на серьёзные темы, становится труднее и труднее выходить к читателю, то есть издаваться.
Мои друзья-литераторы как-то стесняются говорить об этом за пределами собственной компании. Но молчать — значит принимать ответственность за литературную катастрофу на себя, тогда как здесь к месту принцип советского инженера: «я не собираюсь отвечать за дураков!» Дело ведь не в каких-то личных обидах. Дело в том, что, если нас не пускают или с такими великими трудностями пускают к читателям, то, значит, и к нам самим, как к читателям, не пускают тех авторов, которые нам интересны. Нормальный литературный процесс, художественное познание недавней истории и современности, обмен мыслями, идеями с помощью печатного слова становятся невозможны. (А ведь влияние книги на общественное сознание не сравнить с влиянием никакой периодики. Книга воздействует медленнее, зато глубоко и долговременно.)
Единственный плюс нынешней издательской системы — большое количество переизданий классиков. Во всём остальном к ней вполне можно отнести характеристику, данную Марком Твеном издательской системе США начала ХХ в.: «Общественное мнение нации формирует банда невежд, не способных заработать себе на пропитание лопатой или сапожной иглой».
Понятно, что книгоиздательство — плоть от плоти всего нашего жульнического, полукриминального бизнеса и неизбежно воспроизводит его психологию и нравы. Но порой создается впечатление, что в издательский бизнес идут уж вовсе самые бездарные из коммерсантов, идут потому, что производство литературного фальсификата представляется им делом более легким и безопасным, чем изготовление и сбыт «паленой» водки или поддельной косметики.
Большинство из них занимается не поиском и отбором авторов, а раскруткой заранее намеченных кандидатур. Для этого занятия даже придуман производственный термин «персонифицированный издательский проект», сокращенно — ПИП. И получается, что раскрутить (на какое-то время) действительно можно кого угодно. Раскрутили же недавно питерские издатели девчонку с не вполне здоровой головушкой и нездоровыми почками, описывавшую (прошу прощения за невольный каламбур) в своих рассказах процесс собственного мочеиспускания. Когда-то Виктор Шкловский сетовал: «В литературе одни сдают кровь, другие мочу. Приемка по весу». В дурном сне мэтру не могло привидеться, что настанут времена, когда в русской литературе приемку крови остановят совсем, зато моча будет востребована в буквальном смысле.
Кстати, между откровенно бульварными издательствами, извергающими потоки глупых детективов, нелепой фэнтези, мистики, сусальных романчиков, и некоторыми из тех издательств, что саморекламируются как публикаторы высокой литературы, разница невелика. «Бульварные» даже выглядят честнее, поскольку не претендуют на высоколобость. У «претендующих» же идиотизма и хамства ничуть не меньше, в этих издательствах точно так же выбрасывают, не читая, поступившие рукописи, вот разве что не любят раскручивать ПИПы самостоятельно, а предпочитают уже раскрученных авторов (желательно покойных), да ещё гранты. На гранты издадут что угодно. В общем итоге от иных «претендующих», пожалуй, больше вреда, чем от «бульварных». Больше, поскольку «претендующие» с апломбом имитируют литературный процесс и создают видимость, что их продукция действительно является современной русской литературой.
В ответ на упреки общества издатели иногда оправдываются: «Мы живем в рыночной экономике! Что же делать, если серьезная литература не востребуется книжной торговлей!» В связи с этим вспоминается замечание известного экономиста Геннадия Лисичкина: «Не может быть рыночной система, в которой условия диктуют не производитель и потребитель, а посредники». Лисичкин прав: производители и потребители, — например, крестьянин и покупатель продуктов на рынке, писатель и читатель, — в нашей имитации рыночной системы не свободные субъекты, а всего лишь объекты манипуляций посредников. В первом случае — бандитов и перекупщиков, во втором — издателей и книготорговцев.
Понятно, что в литературной сфере именно издательская политика является первичной, а книготорговая — производной. Те случаи, когда талантливые книги, чудом прорвавшиеся сквозь издательскую «линию Маннергейма» и вышедшие тиражом в считанные тысячи экземпляров, почти не попадают в магазины, оседают на складах, лишь подтверждают сказанное. Тем более, что многие издательства имеют собственные книжные магазины или, по крайней мере, собственные отделы в крупных магазинах.
Итоги плачевные. Оценка газеты «Аргументы и факты» (2006. № 7. С. 25), согласно которой 90 % выпускаемых в России книг являются «откровенной шелухой», выглядит ещё чрезмерно оптимистической. Более категоричен и, видимо, более близок к истине создатель интернет-библиотеки www.lib.ru Максим Мош-ков. Выступая на телеканале «Культура», он заявил: «Среди залежей книг, заполняющих наши книжные магазины, 99 % — это мусор». Вот поэтому не только у тех, кто не знаком с нынешней издательской механикой, но даже у иных обитателей литературной среды и создаётся впечатление, что литература в России кончилась. Мрачный критик Золотоносов в одной из своих статей злорадно воскликнул: «Русская литература умерла и ухи попросить не успела!»