Она не прервалась, а продолжается, правда, не в полном объеме присущих ей прав и лежащих на ней обязанностей. Она существует, пока живы оказавшиеся за рубежом русские адвокаты". (Из речи Б. Л. Гершуна на собрании Объединения присяжной адвокатуры во Франции 20 января 1952 года).).
Русской адвокатуре в изгнании не приходится стыдиться своего прошлого. Но есть ли у нее будущее?
Всякая революция приводит к разрыву с прошлым. Притом, революция в России стремилась не только к смене властителей, но и к радикальному обновлению социального строя, быта, духовного содержания жизни русского народа. Однако, как ни принижают, как ни приспособляют русскую культуру к новой идеологии, ни в литературе, ни в науке, ни в искусстве никто не пробует окончательно вычеркнуть и забыть всё наше прошлое.
Иную картину мы видим в родной нам области права и суда. Здесь произошел полный отрыв от прошлого и {214} как будто нет никакой преемственности между Россией дореволюционной и нынешней.
В Советской России сословие адвокатуры упразднено, а Судебные Уставы 1864 года отменены, оклеветаны и почти забыты. Окажется ли когда-нибудь в будущем возможным снова вдохнуть в них жизнь или же они останутся только историческим воспоминанием? И об этом следует подумать в годовщину Судебных Уставов.
{217}
АДВОКАТ БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ
Воспоминания о М. М. Винавере
Воспоминаниям о М. М. Винавере была посвящена речь, произнесенная мною в Кружке русских юристов в Нью-Йорке в 1943 году в годовщину Судебных Уставов. Речь была напечатана в виде статьи в "Новом Русском Слове" от 9 декабря 1943 года. Воспроизводится здесь с некоторыми дополнениями.
Максим Моисеевич Винавер оставил по себе заметный след и в дореволюционной российской политике, и в истории русско-еврейской общественности, и в юридической науке, и в мемуарно-биографической литературе. Но прежде всего он был адвокатом.
Обычно посмертная слава адвоката, как и посмертная слава артиста, основана лишь на преходящих воспоминаниях слушателей. Но Винавер был адвокатом не только говорящим, но и пишущим. Его юридические статьи и, в особенности, его "Гражданские хроники", украшавшие каждую книжку издававшегося им "Вестника гражданского права", будут читаться и грядущими поколениями русских юристов (Важнейшие юридические работы M. M. Винавера вошли в сборник статей "Из области цивилистики" (СПБ. 1908). Особенно ценится его работа "Об источниках Десятого тома", в которой устанавливаются заимствования, сделанные Сперанским из Кодекса Наполеона и из теорий старого французского юриста Потье. Винавер был деятельным сотрудником юридических журналов "Вестник права" и "Право", и председателем гражданского отделения Петербургского юридического общества. В 1913 году он начал издавать, совместно с профессорами Вормсом, Ельяшевичем. Пергаментом и Покровским, ежемесячный журнал "Вестник гражданского права", имевший большое распространение среди русских юристов. Он выходил регулярно до 1917 года. M. M. Винавер выпустил также небольшую книгу под заглавием "Очерки об адвокатуре".).
Характеризуя Винавера, чаще всего выдвигают его ум. Однако, сказать о нем, что он был "человеком необыкновенного ума", или, как иногда говорили, "умнейшим человеком в России", - значит дать беспомощную {218} характеристику, которая ничего не уясняет. В динамической и волевой натуре Винавера ум был только "орудием производства". Сдержанная страстность и литературный блеск его писаний питались не из холодного разума, а из источников эмоциональных.
В ряде статей, вошедших в изданную им книгу "Недавнее" (M. M. Винавер. "Недавнее" (Воспоминания и характеристики). СПБ. 1916. 2-е дополненное издание вышло в 1926 году в Париже.), Винавер дает характеристики выдающихся людей, с которыми судьба сводила его на общественном поприще. Он называет эти этюды "плодами углубленного внимания к художественной цельности человека". Только человек с такою же способностью "углубленного внимания" и с таким же талантом словесного воспроизведения сумел бы написать всестороннюю характеристику самого Винавера (Лучшее из всего, что написано о Винавере, - статья "М. М. Винавер и русский суд", напечатанная в сборнике "М. М. Винавер и русская общественность начала XX века" (Париж, 1937). Статья подписана псевдонимом Н. Самойлов.). Но уже из того, что он подметил и изобразил в других, можно сделать некоторые заключения - или хоть догадки - о том, что следует сказать о нем самом.
В своих "Воспоминаниях о А. Я. Пассовере" Винавер обронил фразу, что для анализа правовых институтов недостаточно одной логики, но необходимо также "сознание своеобразно-эстетических основ института". Сенатора Мясоедова он сравнивает с "великими художниками в применении права, от римских юристов до наших дней". Подобные замечания разбросаны и в других очерках; они отнюдь не случайны. Винавер, действительно, видел в праве "силу строительную, организующую, пластическую, лепящую жизненные и общественные отношения, как художник лепит из глины свое изваяние".
{219} Не менее остро ощущал он социальную ценность права. Вопросы гражданского права, над которыми он работал, не были для него абстрактными проблемами. Каждое решение суда, хотя бы по самому незначительному делу, было для него важно, как одно из звеньев социальной цепи, называемой правовым порядком. Решение, казавшееся ему неправильным, задевало не только его логику.
В своих "Хрониках" Винавер обычно исходил из конкретного житейского случая. Репетитору следует за уроки двадцать пять рублей; у него нет письменного условия, и он пытается доказать сумму иска свидетельскими показаниями. Или рабочий взыскивает с хозяина повышенную плату (1 руб. 30 коп. в сутки, вместо 1 руб. 10 коп.), хотя повышение не занесено в расчетную книжку, а только обещано в объявлении, вывешенном в заводском помещении. Винавер сначала излагает нехитрые обстоятельства этих дел и таким образом ставит их в рамки их житейской обстановки. Но уже из этого изложения фактов видно, что по его мнению следовало разрешить дела не так, как их решил Сенат. И только затем уже следует анализ законов и юридических теорий - целая лавина аргументов в доказательство того, что при правильном понимании вопроса Сенат должен был разрешить эти дела не так, как он разрешил их, а так, как этого требуют интересы гражданского правопорядка и чувство социальной справедливости.
"Гражданские хроники" Винавера имели исключительный успех у всей русской юридической публики. Эти хроники, - говорит в упомянутой выше статье Н. Самойлов, - создавали "вид литературы, неизвестной до того в России и едва ли известной в какой-либо стране. Дело не только в блеске и увлекательности изложения, богатстве аргументации, способности оживлять самые сухие материи". Ново было то, что "предметом комментирования оказывалось не отдельное решение, а русское {220} судебное творчество в целом, его возможности и риски, его роль в устроении жизни... Из отдельных статей вырастало направление, журнал превращался в кафедру, становился как бы высшим контрольным пунктом над движением судебной практики".
Занимаясь почти исключительно гражданскими делами, Винавер мог искренне уважать судей, перед которыми он выступал. Он имел с ними общий язык. В его книге "Недавнее" мы находим теплые характеристики таких судей, как сенаторы Гражд. Касс. Департамента Мясоедов, Карницкий, Исаченко, Проскуряков. Винавер любил русский гражданский суд. Ему, как юристу, было по душе участвовать в судебном правотворчестве, возложенном Судебными Уставами на Кассационные Департаменты Сената. Его, либерала и демократа, увлекал "пафос дискуссии" свободная борьба идей и столкновение мнений, составляющие самую сущность состязательного процесса.
Винавер оставался адвокатом и в своих писаниях, которые почти всегда отмечены напряженным желанием что-то доказать читателю, в чем-то его убедить. Но, конечно, истинное представление об его адвокатском таланте мог получить только тот, кто наблюдал его за настоящей адвокатской работой. Для этого нужно было не только слушать готовую речь в Сенате, хотя и это бывало подлинным наслаждением для ценителя. Нужно было видеть его в работе над подготовкой дела, при составлении бумаг, при поверке доказательств. Нужно было присутствовать при том, как он ставил свой "юридический диагноз" и как с сосредоточенным умственным напряжением искал и находил "ту юридическую сердцевину вопроса, из которой уже, как из клубка, вились потом логические нити к закону и к конкретному случаю".