Варламов нахмурился:
— Мало. Насколько я знаю, секрет утерян…
Он запнулся — словно тень накрыла комнату, и слегка похолодало.
— Нам природа этого излучения неизвестна, — уныло сказал Грегори. — У нас работали над ЭМИ — оружием электромагнитного импульса. Так вот, «чёрный свет» действовал похоже, но влиял не только на электронные чипы, но и клетки живых организмов. В результате клетки и микросхемы начинали поглощать энергию из окружающей среды. Компьютеры шли в разнос, а люди впадали в сильнейшую эйфорию — как от наркотиков или большой дозы виски…
Грегори покосился на бутылку, но больше наливать не стал.
— Вдобавок возникали галлюцинации, как от ЛСД. Воевать в таком состоянии невозможно, так что оружие получилось замечательное… Затем наступал глубокий сон, и всё проходило казалось без следа. Самое страшное начиналось потом. В живых клетках происходили злокачественные изменения, и вскоре мутации захватывали весь организм. Развивались молниеносные формы рака или чёрное бешенство, когда люди грызли друг друга, дерево и даже металл. В конце всегда приходила смерть. От последствий этого излучения за несколько лет умерли миллионы американцев! И не меньше в России. На огромных пространствах возникли Тёмные зоны, где жизнь оказалась чудовищно деформирована. В Америке пытались разгадать природу «чёрного света», но безрезультатно…
На щеках Грегори появились красные пятна, он стал задыхаться и умолк.
Варламову захотелось показать образованность:
— В школе нам рассказывали о русском учёном, кажется Гумилёве. Он полагал, что иногда из космоса приходит излучение, которое резко повышает уровень биохимической энергии. Может, кто-то научился вызывать такое излучение искусственно?..
Он почувствовал неловкость и добавил:
— Что толку выяснять? Есть русская пословица: «После драки кулаками не машут». Наши политики не доверяли друг другу, учёные разрабатывали новые виды оружия, а теперь сидим в дерьме и разбираемся: кто начал войну и кто кого победил?
Грегори раздвинул губы в безрадостной улыбке.
— Во всяком случае, не мы. Что осталось от Америки? Полтора десятка Территорий, Тёмные зоны и мёртвые города.
Варламов пожал плечами:
— В России не лучше.
Он поднялся наверх и ещё на лестнице перестал думать о войне — дело прошлое. Войдя в комнату, огляделся.
Тени ветвей качались по белым стенам. В зеркальном шкафу отражались окна, и в их глубине тоже колыхалась зелёная листва дубов. Между окон стоял белый комод — ручки ящиков сияли золотом, словно первые листья осени слетели в комнату.
На стене висела картина в коричневой рамке. Варламов подошёл ближе — это оказалась искусно сделанная фотография. С неё улыбалась девушка с уложенными в сложную причёску золотыми волосами.
И сердце Варламова забилось чаще: так же выглядела его мать, когда приехала в Россию — он хорошо помнил её девичье фото из бережно хранимого альбомчика… Не сразу сообразил, что на фотографии всё-таки другая женщина.
Из замешательства его вывел донёсшийся снизу телефонный звонок, а потом окрик Грегори:
— Эй, Юджин! Это тебя.
Варламов сбежал по лестнице и взял трубку.
— Привет, — сказал в ухо возбуждённый голос Сирина. — Ты как? Меня целый час допрашивал какой-то тип из Колумбуса. С переводчиком, сам в штатском, но чувствуется военная косточка. Всё ему выложи — и про базу, и зачем сюда прилетели. Ну, про базу я наплёл с три короба, всё равно никто не проверит. А зачем полетели?.. Не всё же ему рассказывать. Пришлось сказать, что в поисках политического убежища. Тут он прямо просветлел. А потом репортёры налетели, ещё час мутузили…
Варламов рассмеялся:
— Успокойся! Эк тебя взвинтили, Миша. Как устроился?
— Ничего. — Сирин заговорил помедленнее. — У двух старых леди. Объясняемся в основном на пальцах, ну и словарь я с собой прихватил. У них масса дел по дому: надо чинить краны, канализацию, ещё кое-что. Предложили комнату и кормёжку за эту работу. Я согласился, надо пока осмотреться…
Он осёкся, наверное вспомнив, что не даёт Варламову слова сказать.
— А ты как?
— Тоже были репортёры. На каких условиях живу, пока не знаю. Развлекаю старого джентльмена. Есть ещё молодая леди, но она уехала.
— Красивая? — осведомился Сирин.
— Да нет. Лицо длинное, челюсть выдаётся. На меня глядит, будто хочет засунуть в какой-нибудь моющий агрегат и выстирать хорошенько.