Он поднялся обратно, в квартиру Богдановича.
— Джеральдина умерла, — сказал он Богдановичу. — Ее арестовали. Она повесилась на цепи.
Богданович сидел на кровати и курил косяк. Он кайфовал.
— На цепи?
— Да, — сказал Рейнхарт. — Умерла.
— На цепи, — сказал Богданович и встал. — В камере? — Он поднес ладонь ко лбу и содрогнулся. — Старик, малыш, — сказал он Рейнхарту. — Как тяжело.
— Это грустно.
Богданович посмотрел на него пристально:
— Грустно. Ты шутишь надо мной, Рейнхарт. Бедная девочка… Старик…
— Это грустно, — выкрикнул Рейнхарт. — Грустно! Грустно! Грустно, понимаешь? Черт возьми. Грустно. Понимаешь? Грустно!
— Да, — тихо согласился Богданович. — Ладно, можно и так сказать.
— Боже мой, — сказал Рейнхарт.
— Затянись.
— Нет.
Рейнхарт сел на диван и посмотрел на ковер. «Уезжать из города», — подумал он.
— Я, пожалуй, уеду из города.
— Куда?
— Не знаю. А ты куда подашься?
— Поеду в Шривпорт, устроюсь в цирк. Я слышал, они отправляются на запад. Поработаю у них до Альбукерке. Там у меня знакомая. Марвин со своей едут в Юрику. — Он рассмеялся. — Им название понравилось, представляешь? Юрика?[124] Калифорния.
— Я не знаю, куда поеду, — сказал Рейнхарт.
Он пошел в ванную принять душ, но, когда включил его, оказалось, что ему не хочется стоять одному под водой. Он выключил душ и поднялся к себе, укладывать вещи.
Пора было собирать манатки и выметаться. Квартира все еще пахла ею — или так ему казалось. Он старался не дотрагиваться до ее вещей. Многое из того, что она купила, было разбросано по квартире: кастрюли, тарелки, ее одежда. Он старался на них не смотреть. В чемодан он сунул только то, с чем приехал в город, а остальное разложил на кровати. Все бумаги, где было его имя, он разорвал, оставив только водительские права и визитные карточки Джека Нунена. Приметы у них были схожие. Закончив, он закрыл за собой дверь и выбросил ключи в садик.
Снова стало жарко. Неподвижный воздух гудел.
Когда Рейнхарт спустился с чемоданом, Богданович стоял внизу около садика.
— Что происходит, Рейнхарт? — спросил он.
— Я болен, старик. Я болен. Прогнил внутри. Я умираю.
— Может быть, это только так кажется.
— Я умираю, — сказал Рейнхарт. — Это самое малое, что я могу сделать.
— Но как же тогда мы увидим нового человека?
— Не знаю. Следи за углами, где происходят события. Увидишь мужика с типографскими скрепками в лацканах и жемчужно-белыми зубами, — спроси, что происходит. Он отведет тебя в сторону для коротенькой частной беседы. Он тебе объяснит, что к чему.
— Я видел его, старик, — сказал Богданович. — Я видел этого мужика в округе Колумбия, под Джорджтаунским шоссе. Он мутант.
— Он успешливый мутант. Делай, что он говорит. Он человек для холодных погод.
— Я не верю, что ты умираешь, старик. В смысле, я видел умирающих людей, и ты на них не похож. Ты похож на тех, кто выживает. Это не комплимент, пойми. Просто ты так выглядишь.
— Я умираю.
— Ну, — с сомнением согласился Богданович. — Может быть.
— Я сделаю что угодно, — сказал Рейнхарт. — Нет такой гадости, которая мне не по силам, Богданович. Я приложу к ней руку. Но ты должен понять, мои нервы слабы.
— Это тоже недостаток.
— Это главный недостаток. Это дефект моей мутации.
— Мы могли бы составить клуб неудачных мутантов. Могли бы собираться, курить травку и слушать музыку.
— Без меня, — сказал Рейнхарт. — Я умру, как моя подруга в морге.
— Не-е, — сказал Богданович. — Я тебя еще увижу. Ты Новый Человек.
— Все, я ухожу, — сказал Рейнхарт. — Я пошел. Мне больно.
— Не волнуйся.
Рейнхарт поднял чемодан и пересек безмолвный дворик. Богданович стал подниматься по лестнице. У калитки Рейнхарт остановился и обернулся:
— Богданович!
Богданович посмотрел на него сверху.
— Я ведь только ранен.
— Иди, Рейнхарт, — сказал Богданович.
Рейнхарт сдал чемодан на станции междугородного автобуса и пошел в Благотворительную больницу.
На белом лифте он спустился в морг. В белой комнате, наполненной гулом вентилятора, за столом сидел бледный толстяк. Рейнхарт сказал:
— Мне сообщили, что умерла моя приятельница.
Человек посмотрел на него равнодушно. Рейнхарт подумал: мертвецы лежат, конечно, не здесь. Здесь только он и бледный толстяк.
— Как фамилия покойницы?
— Фамилия, по-моему, Кросби, — ответил Рейнхарт. — Зовут Джеральдиной.
— А, — сказал толстый. — Катастрофа на Шеф-Мантёр.