Рука матроса обхватила ее плечи — она скосила глаза на его волосатую веснушчатую кисть. На темно-синей подкладке завернувшегося обшлага были вытканы красные и зеленые драконы.
— Жизнь — мировая штука, если не слабеть, — прокричал он, сжимая ее плечо.
— А на кой она, эта сила?[19] — подхватила Джеральдина.
Она обернулась и впервые увидела его лицо, уже немолодое, дочерна загорелое, с глубокими темными морщинами у глаз и рыжими с проседью усами.
— Правильно, — сказал матрос, — на кой она черт? Мне ни на кой.
— И мне, — сказала Джеральдина. — Не хочу быть сильной.
Он заказал еще два виски, бросил на стойку бумажник, ловко вытянул долларовую бумажку и дал бармену.
— И я не хочу быть сильным, если только женщина не заставит, — сказал он Джеральдине.
— А ты, наверно, хват, — усмехнулась Джеральдина. — Прямо как тигр.
— Я самый хваткий тигр в джунглях. Я весь из клыков да полосок. Верно, Гарольд? — Он обернулся к своему товарищу, сидевшему в кабинке. — Правда, я самый хваткий тигр в джунглях?
— Иди ты… — сказал Гарольд. Он следил глазами за кубинкой, которая шла к автомату с сигаретами.
— Ты любишь музыку, Хват? — спросила Джеральдина.
— А как же. — Он бросил на стойку четвертак. — Поди заведи музыку.
Джеральдина подошла к музыкальному автомату и снова стала проглядывать список. От виски ее стало клонить в сон.
Все не так, как ей представлялось. Не так, как должно было быть. А, какого черта, сонно подумала она, теперь разбирать не приходится и каждого надо ублажать — они за тобой ухаживать не станут. У него такой славный бумажник, у старого Хвата, снаружи темный и, должно быть, прохладный на ощупь, а она голодная, и есть хочется все сильнее.
Смешно как всегда получается с едой, думала она, как все они к этому относятся. Они готовы накачивать тебя спиртным, пока тебя совсем не развезет, они угощают тебя музыкой и восемь часов подряд могут бросать за тебя монеты в щелки игральных автоматов, но попробуй заикнуться насчет рубленого бифштекса, и они смотрят на тебя так, будто ты хочешь выпить из них кровь. Может, это как-то связано с моралью. Она сунула монету Хвата в щель, и машина заиграла песню Хэнка Уильямса «Первый снег»[20] — ту, где умирает ребенок.
«Ладно, брат Хват, — подумала она, возвращаясь к стойке. — Вечер твой, дорогой».
Хват заказал еще два виски, и они подсели к Гарольду, рядом с блестящим автоматом, который доигрывал зимнюю погребальную Хэнка Уильямса.
— На кой черт ты завела такую тоскливую песню? — спросил Гарольд.
— Она мне нравится, — сказала Джеральдина.
— Только не заплачь, — сказал ей Гарольд. — Не выношу, когда баба хнычет в баре.
— Тут всем чихать, что ты не выносишь, — рыцарственно заявил Хват. — И между прочим, эта девушка не из таких. Верно, голубка?
— Не из таких, — подтвердила Джеральдина. — Я девушка для веселья. Я смешливая.
Гарольд был пьян и недружелюбен. Вскоре он встал и пошел толочься возле кубинок и дурным глазом глядеть на их голландских компаньонов. Хват стал показывать Джеральдине свои значки. Он сказал ей, что был рулевым на десантном катере и что белая «Е» у него на плече означает боевое отличие. Она сказала ему, что это, видно, суровая и опасная жизнь, а он сказал, что такая она и есть, и он сам суровый и опасный. Он пересел к ней, прижал ее к стене и начал шарить под юбкой.
Джеральдина тянула виски и то и дело просила сигарету. У нее кружилась голова, ломило все тело, в висках стучало от голода и от выпивки. Если рискнуть, то сейчас самое время.
— Эй, Хват, — весело сказала она, — как ты думаешь, не пойти ли куда-нибудь поесть?
— Потом, — пробормотал он, ощупывая под юбкой ее ляжку. — Мы еще как следует не выпили.
— Мы можем как следует выпить и после ужина, правда? Я что-то проголодалась.
— После ужина? — рассеянно спросил Хват. У него уже начинали пьяно разъезжаться зрачки. — После ужина?
— Да, миленький, — сказала Джеральдина. — После того, как доедим.
Где-то возле стойки разбили стакан, опрокинулся табурет; гомон смолк, потом возобновился, густой и настойчивый. Кубинка в красных брючках тихо и женственно вскрикнула.
19
«It's a great life if you don’t weaken but who wants to be strong» — из песни Фэрона Янга (см. прим. № 5) «It’s a Great Life (If You Don’t Weaken)», поднявшейся в 1955 г. на пятое место в кантри-чарте.
20
Песню «At the First Fall of Snow» (автор — Лорин Роуз) легенда кантри-музыки Хэнк Уильямс (1923–1953) впервые записал в 1948 г.