«Из полиции», — мелькнуло в голове у Джеральдины, когда она взглянула на его шляпу. Но он совсем не походил на полицейского; у него было печальное лицо, у него было лицо человека, много думающего, — полицейские шпики такими не бывают.
— Можно вас на минутку? — раздался низкий ласковый голос.
Джеральдина подошла; молодой человек отделился от узорной решетки и вынул правую руку из кармана пиджака. Джеральдина быстро взглянула на руку; ей показалось, что у него на пальце широкое кольцо, — но колец было несколько, по одному на каждом пальце. И она поняла, что это не кольца — это была та штука, он зажал ее в ладони. Джеральдина сделала еще шаг вперед и застыла с широко открытыми глазами.
Человек в соломенной шляпе очень медленно поднес эту штуку к лицу Джеральдины и держал у самых ее губ, она почувствовала твердость металла.
— Барышня, — мягко произнес он, — разве вам не было сказано?
Джеральдина, вся дрожа, зажмурилась. Она попробовала заговорить, но он и не подумал убрать эту штуку. Она невольно коснулась ее кончиком языка. Это было похоже на поцелуй.
— Ради бога, — выговорила она. — Мистер… ради бога…
— Было сказано или нет? Вам сказали, чтоб вы держались подальше отсюда? Сказали, чтоб не промышлять самостоятельно?
— Ради бога, — твердила Джеральдина. — Ради бога.
— Ступай, — приказал он.
Но Джеральдина не двинулась. Она стояла перед ним, опустив голову и закрыв глаза; потом, когда этот человек стал видеться ей во сне, она всегда чувствовала, что нужно повернуться и бежать, но была не в силах сдвинуться с места.
— Будешь знать, маленькая, — сказал он.
Джеральдина подняла на него взгляд. Он показался ей мудрым и добрым. Она не могла перебороть ощущения, будто глядевшие на нее глаза говорили, что он все понимает, что он жалеет ее и просит не бояться.
— Иди, иди, маленькая. — Он не отводил медных выпуклостей кастета от ее рта; много времени спустя она и во сне чувствовала на губах кисловатый вкус меди. — Мотай отсюда.
Такого ласкового голоса она не слышала давно. С тех пор как умер отец, ее никто не называл маленькой. Этот голос потом преследовал ее во сне. И страх тоже. Это было хуже, чем тогда с Вуди в баре «Белый путь». Это было хуже всего на свете.
Она отвернулась от него наконец и, волоча сумку почти по земле, пошла с полузакрытыми глазами вдоль сточной канавы. Он опять прислонился к решетке и глядел ей вслед, дожидаясь, пока она завернет за угол.
Он все еще стоял у решетки, не спуская глаз с Джеральдины, когда полицейская машина, поравнявшись с нею, замедлила ход.
— Эй! — окликнул ее полисмен из машины.
Джеральдина остановилась, не поднимая опущенных глаз. Человек в соломенной шляпе стоял у решетки и наблюдал.
— Эй! — повторил полисмен.
Машина остановилась, и полисмены подошли к Джеральдине:
— Куда идешь?
— Домой, — сказала Джеральдина.
— Где твой дом?
Она не ответила.
— Что у тебя там, в сумке?
Полисмен взял сумку и открыл ее. Сверху лежала банановая кожура; полисмен ее вынул, оглядел и швырнул в канаву.
— Это и все твои деньги? — спросил первый полисмен. — Где твое удостоверение личности?
— Ты давно в городе?
— Кто это тебя порезал?
— Ты больна? — спросил второй полисмен. — Отвечай, слышишь?
— Да, сэр, — сказала Джеральдина. — Я попала в аварию.
— Откуда приехала?
— Из Галвестона.
— Тебя оттуда выставили? — спросил второй полисмен.
— Нет, — сказала Джеральдина.
Полисмены переглянулись.
— Что скажешь?
— Личность подозрительная, — ответил полисмен, который вел машину. — Протокол составишь по дороге.
Они посадили ее между собой на переднее сиденье, и машина тронулась. Когда она свернула на Декатур-стрит, к окнам вплотную придвинулся бурый речной туман.
У человека, возглавлявшего Миссию живой благодати, было два носа. Он встретил Рейнхарта в дверях и, даже не поздоровавшись, подтащил его к высокому зеркалу возле стола регистрации.
— Смотри, — сказал Двуносый, — смотри, на кого ты есть похож. Грязный, поганый да еще весь в крови.
Рейнхарт покорно посмотрелся в зеркало. Ничего не скажешь — грязный, поганый да еще весь в крови. Рукава пиджака в пятнах крови, пальцы исполосованы кровавыми царапинами.