И еще одна каменная летопись — окраинная часть Центрального кладбища — еврейское кладбище.
До войны здесь был образцовый порядок. Служители высаживали цветы, подстригали траву, укладывали, по древнему обычаю, на могильных плитах белые чистые камешки. Теперь еврейское кладбище — самый запущенный участок. Могилы зарастают чертополохом, металлические решетки заржавели, повсюду обломки и развалины. Сюда почти никто не ходит. Некому. Во времена аншлюсса родственники тех, кто похоронен на еврейском кладбище, были замучены и сожжены в концлагерях, немногие уцелевшие бежали подальше от Европы, охваченной чумой фашизма.
В конце главной аллеи слева в братской близости друг от друга похоронены Бетховен, Шуберт, Брамс, Зуппе, плеяда Штраусов[38]. Тут же между памятниками Бетховену и Шуберту стоит памятник Моцарту. Но под памятником никто не похоронен. Великий композитор был зарыт не здесь, а на старом венском кладбище Санкт-Маркс в общей могиле для бедных.
Австрийские ученые в послевоенные годы безрезультатно пытались определить, какие из останков принадлежат великому Моцарту. Но даже сама могила была разыскана с трудом, спустя долгое время после похорон. Помогло то, что кладбищенский сторож из свойственного старикам альтруизма натаскал к могиле бедняков обломки от старых надгробий и сложил их в виде памятника. Так было отмечено место захоронения «лучезарного гения». Таковы были ему посмертные почести…
Бетховен и Шуберт были первоначально похоронены на кладбище в районе Берингера, где теперь разбит народный парк. Франц Шуберт, юный современник Бетховена, из-за застенчивости так и не решился на знакомство, но, умирая, попросил, чтобы его похоронили рядом с учителем[39]. Потом в духе этого завещания их также вместе перезахоронили на Центральном кладбище.
В запыленных гимнастерках, в стоптанных сапогах пришли сюда к священным могилам наши солдаты, едва закончив бои за Вену. Они принесли первые весенние цветы. Это были боевые товарищи Саши…
Если бы Саша остался жив, он был бы среди них. Наверное, он положил бы свой первый букет к могиле Иоганна Штрауса, хотя Саша любил и Моцарта и Шуберта… Как-то на школьном вечере самодеятельности он играл на рояле. Это был «Лесной царь» Шуберта и что-то из Моцарта.
Два каменных воина с опущенными знаменами охраняют вход на наше солдатское кладбище. Они молоды, они такие же, какими были тысячи погибших советских парней тогда, в сорок пятом. Они навсегда останутся такими.
Строгий обелиск в центре, гранитные плиты, как солдатский строй. Много-много крупных незабудок на газонах. За ними ухаживают венцы. Название этих голубых цветов имеет в Австрии тот же, как у нас, глубокий смысл: «Vergißmeinnicht» — «не забудь меня»…
Воин в золотом шлеме на высоком мраморном пьедестале виден от самого Ринга.
Голуби гуляют по колоннаде, охватившей полукольцом памятник. Журчит фонтан, навевая дрему на пенсионеров, отдыхающих на скамейках, играют беззаботные дети, проходят через Шварценбергплатц домашние хозяйки со своими авоськами, едут машины. Спокойно поблескивает на солнце золотой щит воина с гербом Советского Союза.
Но 13 апреля, в день освобождения Вены, тихий бульвар перед памятником Славы на Шварценбергплатце преображается. Тысячи людей приходят сюда, чтобы почтить светлую память советских воинов, погибших при освобождении Вены. На трибуну поднимается оратор, стихает шум, люди обнажают головы. Под траурные мелодии оркестра венцы возлагают цветы к подножию памятника. Ступени пьедестала покрывает живой ковер цветов.
Есть в Вене и другие люди — теперь они уже не прячутся, — которым не нравится памятник Славы. Они хотят, чтобы венцы поскорее забыли весну сорок пятого. Кто-то из них даже пытался подложить под памятник взрывчатку.
Другие действуют иначе.
На небольшом скромном мосту через канал повесили массивную чугунную доску, увековечивающую имена чиновников магистрата, «содействовавших постройке моста». А на огромном мосту через Дунай, построенном советскими саперами весной 1945 года, когда нужно было как можно скорее связать голодающую Вену с провинциями — его тогда называли «Мост спасения», — вы не найдете никаких памятных слов. Даже и сам мост переименовали. Раньше он назывался мост Красной Армии, теперь — Райхсбрюке.
Но разве дело в названии, разве сам мост не величественный памятник? Разве не отражается он целиком в чистом зеркале голубого Дуная? Разве венцы когда-нибудь забудут, кто и как его построил?
Памятник не всегда каменная фигура на пьедестале, а человеческое сердце может быть более надежным хранителем благодарности, чем бронзовая доска.
Я не видел в Вене памятников Фишеру фон Эрлах, Лукасу фон Хильдебранду и Якобу Прандтауэру. Но разве их великолепные дворцы, храмы и парки не вечные памятники прекрасным зодчим? Давно забыты имена герцогов и архиепископов, но каждый австриец скажет вам, чей гений ваял неповторимый лик Вены.
В Вене много памятников. Город украшают десятки статуй императоров, габсбургских полководцев, бургомистров, католических проповедников и святых мучеников.
Но на месте бывшего здания гитлеровского гестапо, где были замучены лучшие граждане Австрии, лежит скромная каменная плита. Ее положило не правительство и не венский магистрат. Она сделана на средства, собранные родственниками и друзьями погибших.
На улице, ведущей от Михаэлерплатца к Бургтеатру, где теперь какое-то учреждение, прежде было известное кафе политических эмигрантов. Здесь встречались революционеры, чьи имена навеки сохранятся в истории человечества. Старые венские коммунисты еще помнят, где стоял столик, за которым завтракал Ленин. Один из них сообщил мне, что именно Ильич заказывал на завтрак: яичницу и темное пиво. Теперь на этом доме нет даже скромной дощечки, напоминающей о знаменитом кафе политэмигрантов.
Напрасно искал я на венских площадях памятники, поставленные в ознаменование революционных событий 1848 и 1918 годов, памятники шуцбундовцам и героям сопротивления фашизму. Их или нет совсем, или они такие неприметные, что даже трудно обнаружить. Но бывают памятники иные.
Хоронили венского рабочего Франца Штайна. Он умер немолодым, но мог бы пожить и дольше, если бы не старая рана, полученная на баррикадах в 1934 году. До самого окончания войны Франц был в «черном списке» и годами оставался безработным. Только друзья его знали, каким героизмом обладал этот человек, воспитавший шестерых прекрасных сыновей.
Я был на похоронах Франца Штайна. На скромном кладбище в районе Каграна собрались товарищи Франца, седовласые рабочие, последние из оставшихся в живых шуцбундовцев. И стояли, понурив голову, шесть сильных рабочих парней, молодых коммунистов, до конца преданных делу отца. Не лучший ли это памятник тебе, Франц?
В XIX районе Вены я видел гигантский дом, где живут тысячи рабочих семей. Об этом доме слышали во всех странах. В феврале 1934 года здесь шли последние, самые героические бои венского пролетариата против реакции. Под новой штукатуркой — глубокие шрамы от артиллерийского обстрела.
Этот дом-памятник носит имя вождя международного коммунистического движения — Карла Маркса.
Карл-Марксхоф — самый огромный и самый величественный памятник Вены.
От набедренной повязки Христа
до корсетов Марии-Терезии
Музеи Вены оказались удивительно похожими на венские памятники. Несмотря на редкое богатство экспонатов, собранных в добром десятке музеев, почти все они дают представление только о прошлом страны, и представление довольно одностороннее. Демонстрируется главным образом сомнительное величие империи Габсбургов, победные баталии, пышные церемонии двора, парады, выезды, героические подвиги и благородные поступки знати. Очень слабо показана — а в большинстве залов совсем никак не показана — подлинная история, история народов. С большим трудом — не на стендах, а в хранилищах — можно найти документы, рассказывающие о положении разных национальностей в Австро-Венгрии, о жизни крестьянства, о крупных освободительных движениях, восстаниях, документы, относящиеся к революции 1918 года, к героическим выступлениям рабочих в тридцатых годах и борьбе австрийских патриотов против германского фашизма. Эта важнейшая сторона истории нации пока еще не находит должного отражения ни в музеях, ни в школьных учебниках.
38
Композиторы Иоганн Штраус — отец, Иоганн Штраус — сын и его братья, также композиторы и музыканты. —