По газонам и дорожкам Штадтпарка, не обращая внимания на играющих детей, разгуливают, если так можно выразиться, декоративные птицы: длинноногие аисты, уродливые пеликаны, ярко окрашенные павлины. Вечером павлины вспрыгивают на нижний сук дерева, постепенно перебираются все выше и выше и рассаживаются на ветках, как куры на насесте, свесив вниз свои длинные синие хвосты. Мелкие птахи — воробьи, скворцы, синицы — настолько привыкли к посетителям парка, что некоторые из самых отважных подлетают к скамейкам и клюют крошки хлеба прямо с ладони.
На скамейках вокруг пруда с плавающими лебедями и утками сидят пожилые пенсионеры, молодые матери с детьми, няньки, влюбленные. Можно обойти весь парк и найти всего двух-трех читающих. Некоторые часами сидят на солнышке, закрыв глаза и вытянув ноги. Они не спят, а просто максимально «выключаются» для наиболее полного отдыха. Это особенно заметно весной, когда Вену ласкают первые теплые лучи солнца. У нас считается, что весна пробуждает в человеке дремавшие зимой силы. Венцы весной говорят о Frühlings-müdigkeit[80].
Тишину Штадтпарка нарушает только плеск фонтана посреди пруда. Фонтан вытворяет чудеса, хотя устроен он очень просто: небольшой обруч, из которого вылетают несколько десятков упругих струй, вращается. В результате изменения высоты струй и их направления возникает множество разнообразных фигур. Хрустальная чаша превращается в причудливый цветок, эллипсоид— в спаренные конуса, изящная колонна — в шапку густой белой пены. Вечером эта игра воды раскрашена разноцветными прожекторами. Лиловые, розовые, зеленые, серебристые, белые фигуры в черном бархате ночи завораживают, как волшебные змейки в сказке Гофмана.
Через Штадтпарк проходит каменное русло канала, на дне которого бежит узенький мелкий ручей. Это сестричка Москвы-реки — Вин-флюс[81]. Настоящей речкой Вин-флюс бывает только во время половодья и в период осенних дождей. Рядом с Бетховенплатц она уходит под землю, а впадает в Дунайский канал близ кинотеатра «Урания». Здесь всегда сидят рыбаки с удочками.
Сквозные каменные беседки и вазы с цветами на краю Штадтпарка вечером освещены желтыми прожекторами. Проезжая мимо на трамвае, видишь, словно на сцене театра теней, силуэты гуляющих молодых людей.
По другую сторону канала в Штадтпарке находятся детские площадки для игры в мяч. Небольшое асфальтовое поле обнесено высокой проволочной сеткой. На этом поле играют в футбол сразу несколько дворовых команд.
Часть Штадтпарка занимает роскошный ресторан Хюбнера. Около светло-желтого здания стоят дорогие машины. На открытой террасе легкие столики с белоснежными скатертями. Одного обедающего обслуживают сразу два, а то и три официанта. В будни ресторан почти пуст: обедать здесь каждый день могут позволить себе весьма немногие.
А неподалеку — за простыми столами под липами — полно веселой разговорчивой публики. Желающие закусить сами приносят себе от прилавка горячие сосиски и холодное пиво, подолгу сидят за кружкой с родственниками и приятелями. Они очень довольны тем, что сюда долетают звуки оркестра из ресторана Хюбнера: приятная музыка и платить не надо.
Венский Пратер известен далеко за пределами Австрии. Он находится на востоке от центра Вены, на острове того же названия, омываемом Дунаем и Дунайским каналом. Когда-то здесь были густые дремучие леса, принадлежавшие Габсбургам, и знатные феодалы охотились в них на кабанов и оленей. Кайзер Иозеф II, известный своими либеральными реформами, разрешил венцам пользоваться лугами острова для народных гуляний.
Австрийские историки и филологи до сих пор не могут прийти к единому мнению относительно происхождения слова «Пратер». Одни полагают, что оно происходит от латинского pratum, другие — от испанского el prado. Впрочем, и то и другое означает приблизительно одно и то же. луга, место для народного гуляния.
В начале Пратера, в так называемом Вурстпрате-ре, расположен целый городок различных аттракционов и балаганов. Последние сохранились почти в таком же виде, какими они были сто-полтораста лет назад. Правда, в этих примитивных развлекательных заведениях используются кое-какие достижения техники XX века. Зазывала, обещающий публике невероятное веселье или неописуемые ужасы, стоит перед толпой с переносным микрофоном в руках. Ему помогает мерцающая неоновая реклама и магнитофон, на ленту которого записаны раскатистый смех и интригующие визги. Наивные иностранцы, услышав смех, доносящийся из репродуктора, думают, что в балагане действительно показывают нечто из ряда вон выходящее. Однако обычно их ожидает жестокое разочарование.
Вот цирк лилипутов. Зазывала объявляет, что здесь выступают самые низкорослые артисты мира, он обещает увлекательное представление. На самом деле на эстраде желтолицый карлик с игрушечным аккордеоном, большеголовая сердитая карлица, одетая в длинное концертное платье, и «китайский фокусник» — австрийский парень с наклеенными усами и привязанной косой. Номера самые низкопробные. Усталые, сморщенные карлики производят далеко не веселое впечатление.
В другом балагане показывает себя за деньги самая высокая женщина в мире «голландка Катя» — 2 метра 28 сантиметров. В третьем — самая толстая и тяжелая женщина — пятнадцатипудовая Мици.
А вот знаменитый «Гайстербан» — «дорога приведений». Тут зазывала — «скелет». По балкону ходит человек в череповидной маске и в черном трико с нарисованными на нем белыми костями. Чтобы привлечь внимание публики, он делает устрашающие движения. Под балконом останавливаются вагонетки. В каждую вагонетку садятся двое, и она с грохотом въезжает в темный туннель «Гайстербана». Здесь вас ожидают «сюрпризы»: вспыхивает лампочка, и перед вагонеткой посиневший «удавленник» с выпученными глазами, потом оскалившееся чучело гориллы, «привидение» в белом саване. Вагонетка наезжает на освещенный лампой «труп», лежащий на рельсах. Колеса хрустят по костям. Потом в полной темноте кто-то мягко дотрагивается до вашей спины. Бр-р!
В других подобных балаганах навстречу едущему на вагонетке выставляют чучела ископаемых животных и различных чудищ. Чучела сделаны из папье-маше аляповато, напугать они могут только маленьких детей, а взрослые смеются и норовят ударить страшилище по морде.
Карусели, качели, «американские горки», «мертвые петли», «адские дороги» — целый комбинат для любителей острых ощущений. Визг, смех, звуки шарманки, голоса зазывал, запах вареных сосисок, жареной кукурузы и пива.
А над всем этим ярмарочным шумом и сверканием рекламных огней крутится гигантское колесо — один из символов веселой Вены.
«Больше бассейнов —
меньше больниц»
В первую венскую зиму я был поражен, увидев на одном из катков малышей трех-четырех лет. Они катались «на равных правах», некоторые без родителей, кое-кто из них уже пытался выделывать довольно замысловатые коленца. Потом я перестал удивляться. Мне рассказали, что такие девочки и мальчики в пятнадцать лет становятся мастерами фигурного катания, в семнадцать — выступают в международных соревнованиях или попадают в «Айсревю».
В зимнее воскресное утро на загородную лыжную прогулку отправляются тысячи горожан: подростки, молодые люди и люди среднего и преклонного возраста. Большинство одето в легкие спортивные костюмы, немало парней и девушек без шапок. Молодежь хорошо управляется с лыжами: в старших классах школ есть обязательный предмет — ходьба и спуск с гор на лыжах. По программе этого Schikurs’a[82], школьники выезжают на неделю в лыжный поход по довольно сложному и длинному маршруту.
В горных гостиницах всегда есть несколько отдыхающих с переломами: горнолыжный спорт не шутка! Но зато в них трудно найти человека с кашлем или насморком. Лыжники им не поддаются, хотя ходят по морозу в свитерах и без шапок. Да и сами переломы не считаются большой бедой: они лечатся в Австрии удивительно быстро и просто. Может быть, потому, что у врачей богатая практика. Через три недели после неудачного приземления завзятый лыжник уже выходит на прогулку. На загипсованной ноге маленькая лыжа, в руках вместо палок костыли. Тихонечко, но упрямо скользит он по ровной площадке вокруг отеля.