По Рингу идут две демонстрации: сначала демонстрация социалистов, потом коммунистов. Единый в своей сущности рабочий класс движется в двух разделенных колоннах. В разных колоннах идут старые товарищи, проработавшие много лет на одном заводе, участники потрясавших всю страну забастовок, патриоты, побратавшиеся во время баррикадных боев, подпольщики, имеете боровшиеся против фашизма, бывшие соседи по тюремным камерам и по нарам в концлагерях, бойцы одного партизанского отряда, боровшегося за освобождение Австрии. В разных колоннах!
Иногда колонны, направляющиеся к трибуне, установленной перед парламентом, встречаются с колоннами, продвигающимися к трибуне, установленной около ратуши. Тогда все видят, что повстречались родные братья. Демонстранты обмениваются приветствиями и улыбками: это пока еще не запрещено руководством СПА. Слышатся возгласы:
— Здорово, Шурл!
— Привет, Марта!
— С праздником тебя, старый дружище!
— Заходи сегодня к нам! Жена печет пирог с яблоками!
— Обязательно приду!
С трибуны перед ратушей слышится голос оратора от СПА, который убеждает рабочих, что главное — это сохранение правительственной коалиции между социалистами и партией буржуазии. Только отказ от классовой борьбы, говорит он, обеспечит австрийскому народу процветание и демократию для всех. По ходу оратор заявляет: единственным непримиримым врагом социалистов являются… коммунисты.
Рабочий-социалист высоко поднимает над. головой своего сынишку. В маленькой ручонке — красный флажок, кусочек ситца цвета рабочей крови, пролитой здесь, га Ринге, в ожесточенных классовых боях, в боях, закончившихся поражением, потому что не было единства…
А в толпе венцев перед парламентом стоит старый ветеран рабочего движения, израненный на баррикадах шуцбундовец. Он слушает речь Иоганна Копленига, который страстно призывает трудовую Вену к единству и решительной борьбе за свои права. Тысячи людей слушают Копленига. Его речь по душе и многим из тех, кто сегодня идет в колонне социалистов.
Идут две колонны… Пока идут две колонны…
Но однажды в самый большой праздник народа братья по труду и борьбе обнимутся, встанут плечом к плечу. Потому что в них одна кровь. Потому что у них одна цель.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БУДНИ
Дети или машина?
В часы пик венские улицы заполнены вереницами машин. Им тесно. И дело, конечно, не только в том, что в центре города старые узкие улочки и крохотные площади. Тесно бывает и на просторном Ринге и на Мария-хильферштрассе. Машин много — шикарных, приличных, скромных устаревшего довоенного типа и даже типа «Антилопы-гну».
Разумеется, хозяев дорогих модных машин следует искать в книгах подоходного налога под рубрикой: «Сто тысяч годового дохода и выше». Они же хозяева прекрасных городских особняков и загородных вилл. Однако среди владельцев небольших скромных машин немало людей среднего достатка. Как же им удается скопить деньги, если даже, по официальным подсчетам, они должны только-только сводить концы с концами? Ведь для покупки самого дешевого автомобиля нужно минимум тридцать пять — сорок тысяч шиллингов.
Люди среднего достатка приобретают машину — чаще всего в кредит — за счет многолетней скрупулезнейшей экономии на всем, даже на самом необходимом для жизни. Они долгое время ограничивают себя в еде, и покупке одежды и обуви, не принимают гостей, не ходят в кино, не берут книг в библиотеках[93], не выписывают газет. Вообще влачат тягостное и странное существование.
Пожалуй, самый распространенный способ приобретения машины — за счет экономии на… детях. Статистика безошибочно указывает, что машины приобретают в большинстве случаев бездетные семьи. Она подтверждает также, что Австрия, которая так гордится большим числом машин, стоит на одном из последних мест в мире по рождаемости.
Время от времени австрийская печать бьет по этому поводу тревогу. Однако те же самые газеты деловито занимаются подсчетом: какую машину можно купить на сумму, необходимую для содержания ребенка до восемнадцати лет? Рекламируемый в печати и кино образ жизни — этакое беззаботное увеселительное перемещение моторизованного элегантного индивидуума — делает выбор между машиной и ребенком довольно затруднительным.
Буржуазная газета «Дас клейне фольксблатт» писала, что с 1948 по 1960 год в Вене было зарегистрировано двести тридцать тысяч автомашин, мотоциклов и мотороллеров. За это же время в Вене родилось только сто шестьдесят три тысячи детей. Цифры довольно убедительные. Машин появилось на свет больше, чем детей.
Собственная машина — показатель не уровня, а образа жизни. Дороговизна транспорта, чрезмерно развитый индивидуализм, стремление любой ценой казаться независимым и солидным человеком — вот, пожалуй, основные причины того, что каждый более или менее обеспеченный австриец ставит перед собой как основную цель жизни — приобрести машину.
До того как я получил австрийские права водителя, моим шофером был молодой парень Бруно. Несколько лет он жил на самом скудном пайке, от недоедания страдал авитаминозом, всегда был бледен, худ. В конце концов Бруно купил себе подержанную старомодную машину. Сбылась его мечта. Он стал по воскресеньям выезжать с невестой за город на дунайский пляж. Но за свои двадцать семь лет Бруно, начавший работать в пятнадцать, никогда не был в Венской опере или в каком-нибудь театре, не посетил ни одного музея, ни одной выставки. Дома у него было две-три книжицы по автоделу и несколько иллюстрированных журналов. Ни одной художественной книги. Нетрудно представить себе кругозор такого довольно типичного для Вены молодого человека. Причем, по сравнению со своими приятелями, Бруно отличался даже несколько большей любознательностью.
Марта Ф. имеет новый оппель-капитан. Это женщина средних лет, всегда красиво причесанная и со вкусом одетая, умеющая непринужденно вести себя в любой обстановке. У нее есть породистая собачка и домашний бар, мюзикбокс и электрокамин — короче говоря, она состоятельная дама и безусловно по образу жизни относится к числу тех, кого в Вене уважительно называют «Moderne Leute»[94].
Как-то, разговорившись со мной, Марта Ф. с умным выражением лица, милым «интеллигентным» голоском задавала мне такие вопросы:
— Скажите, ваша Москва — это бывший Петербург?
— Правда ли, что Борис Пастернак побочный сын Александра Пушкина?
— Вот в Вене недавно выступал грузинский ансамбль. Грузины — они больше русские или больше монголы?
Знакомый полицейский рассказал мне, как он заметил, «довольно характерный случай». Ему нужно было задержать водителя, нарушившего правила уличного движения. Войдя в дом, около которого остановился шевроле, и расспросив, где живет его владелец, полицейский постучал в дверь. Переступив порог, он в удивлении остановился, подумав, что по ошибке попал не туда. В комнате не было даже кровати. В углу лежал матрац, покрытый одеялом. Над ним на единственном гвозде висела вся одежда жильца. И все-таки владели, матраца оказался и хозяином впечатляющего шевроле!
Однажды в пивной при мне спросили молодого бухгалтера, почему он не копит на машину.
— Машина это хорошо, — посмеиваясь, отвечал он, — да не дай бог приложения. Получишь чахотку или язву желудка — тогда все пролечишь — и машину, и последний скарб. Как мой шурин Петер.