– Я несу свет, – уловил я не то мысль, не то звук, – я и есть свет. Моя душа светится, и я свечусь вместе с ней.
Я задумался.
– Но иногда моя душа гаснет. Её свет заслоняет тоска…
– Да. Свету нужна тоска, – в глазах отражений отобразилось понимание, – свету нужна боль. В темноте свет светит ярче.
Этот… Голос, если его можно так назвать, был таким мягким и нежным. Словно мягкая пенка на горячем молоке, которое нам давали в садике, словно волосы мамы, которые я так любил трогать в детстве, словно пушинки одуванчиков, которые нежно ласкают руки. Моё лицо было не совсем моим. Создалось ощущение, будто отражение передо мной поменялось лицом с тем, что было где-то далеко сзади. Оно было несколько чужим, искажённым. Но я чувствовал его теплоту, видел его красоту, и понимал, что это я.
Я слушал тишину. Мне никогда не было так спокойно. Тихо прежде всего было в моём сердце, нет, в моей душе. Будто внутри были бури похлеще самого большого урагана Юпитера, но теперь они утихли, и создался полный штиль. Мне было тепло, хотя в здании, казалось, было холодно… Но то, что было за пределами лифта, перестало существовать для меня.
Я не заметил, что стоял с закрытыми глазами. Не заметил, когда вид моего отражения сменился темнотой. Я улыбнулся какой-то детской улыбкой, предвкушая сладостный момент этого наслаждения своей бесконечностью.
Я открыл глаза. Но… Вновь напротив меня стоял я. Тот я, каким я себя помнил. Я скривился, у меня было ощущение, будто я сорвался с каната, по которому долго-долго карабкался. Я смотрел на своё отражение, такое недовольное и злое, что стало ещё противнее. Мне даже показалось, что я услышал еле уловимые, но при этом не менее отвратные нотки запаха гнили.
Всё же, нет во мне ничего хорошего. Не знаю, что на меня там нашло. Снова этот блёклый взгляд, снова кислая мина – я это уже видел миллиарды раз. Лучше бы не видел столько же.
Но моё лицо будто становилось всё отвратительнее и отвратительнее с каждой секундой. В моих глазах уже отражалась какая-то нечеловеческая, бесконтрольная ярость, ноздри уродливо раздвигались от эмоций, а рот был настолько перекошен, что обнажались жёлтые, кривые зубы.
Я определённо уродлив. Тошнотворен.
И действительно. Резкая тошнота подступила к горлу, и отчётливый металлический вкус ударил рецепторы моего языка. Это было сродни боли.
Я уже не мог на это смотреть, и хотел было выбежать из этого вонючего лифта. Я не рассчитал разворот и обернулся на другое зеркало. Вне всех возможных законов физики там стоял я, но первый я был задом! Как это возможно, если я стою передом к этому чёртовому зеркалу?
Тем временем те я, что стояли лицом ко мне, всё уродовались и уродовались. Они дрожали, я не знаю, от чего… Я не понимал их, не понимал силы их эмоций, этой ударной волны, которая исходила от их, но я знал, что я сейчас не испытываю такого. Что не так с этим зеркалом? Или это какое-то идиотское представление, пранк?
Я решительно повернулся к выходу. Вдруг в моих ушах раздался такой грохот, будто я оказался внутри самой тучи во время сильнейшей грозы:
– ТВОЙ СВЕТ ГРЯЗЕН.
От ужаса я закрыл уши, в которых теперь стоял мерзкий писк, который, казалось, вкручивается мне прямо в уши, словно дрель, состоящая из тысячи игл. В груди раздалась глухая боль, которая начала распространяться по всему телу. От неожиданности я не заметил, как начал надрывно выть, словно зверь, согнувшись пополам.
– СМОТРИ. ПОЧЕМУ ТЫ НЕ СМОТРИШЬ?!
Я хотел убежать от боли, хотел убежать от писка, хотел убежать от этого голоса, но я не мог. Ноги были словно деревянными, словно не моими, как и вой, который я издавал. Всё это было вокруг меня, а я, маленький и непримечательный, сидел внутри этого и тихонечко плакал. Я с детства не плакал.
Чтобы хоть немного отвлечься от того, что происходило с моим телом, я краем глаза глянул на отражение. Небеса, лучше бы я этого не делал. Я даже не понял, что я увидел, но меня окатил первобытный ужас. Он холодным грузом упал на всё моё тело, остудив жар от боли. Я ощутил смешанные чувства одновременного облегчения и тяжести. Но боль вновь накатила, и я услышал, как сквозь мой дикий рёв пробивается кашель. Открыв глаза, не понимая, что происходит, я увидел, как подо мной растекается лужа собственной крови, которая льётся из моего рта. Но я плохо разглядел, что вообще вокруг происходило, потому что слёзы размазали весь вид. Но я чувствовал кровь, и я чётко ощущал, как я её выхаркиваю. Писк вновь начался, сверля мои уши и мой мозг. Я упал на колени от бессилия.
– Посмотри же…
Голос вновь стал таким же мягким, каким был, когда не было боли. Я инстинктивно доверился ему, и снова краем глаза, весь в дрожи, посмотрел в зеркало. Даже такой… Блюющий кровью, истекающий слезами и соплями, орущий от боли, согнувшийся от собственной жалости… Я свечусь от красоты и своей внутренней чистоты.