— Можете так строить и строить, пока в небо упретесь, — пошутил Канюка.
Шутка понравилась, так же как и перспектива расширения полезной жилой площади.
Быстро прошла зима, стаял снег, зазеленела травка, а на пустынном недавно массиве ЖСК «Лето» вырос поселок. Выстроившись в ровные ряды, стояли дома, будто начищенные до блеска ботинки одного фасона.
Матвей Канюка торжествовал: вот оно, его детище! Будь жив старый Лазарь, он непременно похвалил бы сына…
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
написанная исключительно по поводу песни
Семейство Канюков постепенно обживалось на новом месте. Матвей Лазаревич втянулся в работу. Наладил добрые отношения с заведующим рынком, рыночными продавцами и торговками, с МОСПО, которому принадлежала лавка, и, конечно, с покупателями. Контактам с последними Матвей придавал особенно большое значение.
Не в пример иным нынешним торговым работникам, полагающим, что их судьба и благополучие зависят лишь от начальства непосредственного, рядом стоящего или находящегося на некоторой дистанции, то есть более высокого, Канюка безоговорочно ориентировался на покупательские массы. И если вдуматься, в таком взгляде на вещи не было ничего противоестественного.
Канюка, конечно, меньше всего думал о популярности, да, пожалуй, и сама эта категория была ему неизвестна. Но, видя каждое утро перед застекленной витриной своей лавки лица покупателей, то откровенно бездумные, в которых не отразилась ни одна мысль, то чем-то озабоченные, веселые, смешливые или грустные, Матвей инстинктивно понимал, что именно в их власти судить его или миловать. Где-то там, в поселке, были правленцы из сельпо, начальство из МОСПО еще дальше — в Москве, а эти стояли рядом, и во взгляде каждого из них Матвей мог ясно прочитать свой приговор.
Он не был настолько наивен, чтобы полагаться на них как на щит и броню. Нет, если кто-нибудь несправедливо его обидит, они не побегут куда-то доказывать правоту и честность Канюки. Однако по опыту жизни в деревне он знал силу молвы. Социологические опросы тогда не были в моде. Но и в те времена любое проверяющее и контролирующее лицо интересовалось у окружающих:
— Ну каков он? Что за человек? Чем дышит, чем живет?
Ответы на эти беглые вопросы играли подчас решающую роль. Потому-то Матвей Канюка и ладил с покупателями.
А ладить с ними было и трудно и легко.
Подходит к прилавку бабка Гриппка:
— Мясца бы мне, товарищ Канюка.
Чего же еще, как не мясца! В его лавку не идут за рыбой или квашеной капустой. Матвей выбирает подходящий кусок, кладет на весы.
— Нет, нет, товарищ Канюка, положите другой. Я хотела борщ сготовить, да сейчас передумала. Мякоти свесь.
Канюка кладет мякоть.
— Фу, вспомнила: мясорубка-то у меня сломалась… Не иначе, придется за мясорубкой к Аксинье бежать, а грязюка сейчас такая, что ноги не вытащишь.
Бабка Гриппка никогда не знает, что ей нужно, и потому с бабкой Гриппкой трудно.
Легко с Кошатницей. Вот она у прилавка.
— Как всегда? — спрашивает Канюка.
— Как всегда, Матвей Лазаревич.
Это значит, что надо ей взвесить хорошую косточку для супа и обрезков для кошек.
Обычно Канюка охотно принимал заказы знакомых покупателей.
Просит старик Корабельщик:
— Старуха моя студень затевает. Сможешь ты мне в пятницу парочку бульонок предоставить?
— А мне бы свининки нежирной и говядины. Для пельмешек, — это говорит супруга Фаддея Скурихина.
Заказывают печенку для пирогов, свинину на отбивные, а то и баранину для шашлыков или плова.
И заказчики уверены: Канюка уважит просьбу.
Лавка Канюки — не из самых видных, но у него всегда есть чем торговать. Замкнутый по натуре, он все же нашел общий язык с работниками баз, холодильников и боен. Им нравилось, что он хорошо знает дело, не спорит, как другие, из-за каждой туши и берет любой товар, какой ему предлагают.
Все мясо, поступающее на прилавки магазинов, согласно научно разработанным нормам по упитанности делилось на три категории. Но Канюка понимал, что эти нормы были не такими уж научными, как это казалось их создателям, и что строго разграничить сорта практически невозможно. Из туши бычка, отнесенного по упитанности, скажем, ко второй категории, он умел выкроить десяток, а то и два-три десятка килограммов отличной говядины. По торговой терминологии это называется пересортицей, о чем был хорошо осведомлен и Кай Юльевич Диогенов. Но, упрекая Канюку при первой встрече с ним в «грубой работе», Диогенов был не совсем прав. Вообще распространенное определение «он работает грубо, как мясник» скорее всего основано на недоразумении. Есть мясник и мясник. В своей с виду грубой профессии Канюка был истинным художником. И потому покупатель, принимая от него сверток с мясом, фактически уносил подлинный шедевр, распознать тайну создания которого дано не каждому.