Короче говоря, оказавшись в новой для себя роли скромного рядового работника прилавка, Канюка почувствовал под ногами твердую почву.
Обрела уверенность и, как говорят, отошла от всех обрушившихся на семью потрясений супруга Канюки Агния Леонидовна. А вначале ей было ох как худо, как лихо! Выйдет она, бывало, на покосившееся крылечко, оглядит случайно приобретенное мужем жалкое подворье и зальется горючими слезами. Где прежнее богатство, где складывающийся годами порядок, где степенная, текущая по однажды установленному руслу жизнь?
Хоть и была она тогда молода, но сумела оценить хозяйство свекра, старого Лазаря. Какие там были постройки! Двухэтажный дом со множеством комнат, приделов, балконов и веселых скрипучих лестниц! Просторные погреба, амбары, овины, скотные дворы, конюшни, птичники… И все обнесено высоченным забором-частоколом, которому не страшны любые снежные бураны. Еще девушкой Агния прочитала «Капитанскую дочку», повесть поразила ее воображение и запомнилась. А потом, уже будучи замужем, она часто сравнивала их степной хутор с Белогорской крепостью, все время ожидая, что вот-вот откроются крепко сколоченные дубовые ворота и въедет в них заиндевевший, запорошенный снегом поручик Гринев…
Впрочем, времени на романтические мечтания ей в первые годы замужества отводилось мало, а потом его и совсем не стало. Свекровь, а особенно свекр старались втянуть сноху в домашнюю работу, которой было невпроворот. И она втянулась: научилась доить коров, готовить творог, сметану, каймак, сбивать масло, ходить за курами, гусями, индюшками. При доме жило немало каких-то дальних родственниц свекрови, но все равно не хватало. Физически крепкая, выносливая, Агния Леонидовна с ног валилась от усталости. Но истинно адова работа не угнетала, а радовала ее. Ведь вся эта мычащая, блеющая, гогочущая живность была не чужой, а собственной. И с каждым годом сердце Агнии Леонидовны привязывалось ко всему этому родному, близкому все сильнее.
Агния Леонидовна с тоской вспоминала о прежнем хозяйстве и дивилась мужу, который как будто совсем и не переживал внезапной перемены, происшедшей в их жизни. Только по тому, как иногда беспокойно ворочался он ночами в постели, выкрикивая во сне непонятные ругательства степняков-казахов, она догадывалась, что картины прошлого преследуют и его.
Но теперь, когда появились у них новый дом и просторная усадьба, когда опять возникла возможность откладывать денежку про черный день, Агния Леонидовна немножко повеселела. Она обзавелась знакомствами в поселке, заходила к соседям, узнавая с чисто женской непосредственностью, кто как живет. Ученые называют это процессом акклиматизации. У Агнии Леонидовны он был мучительным, но все же близился к завершению.
Кажется, быстрее всех приспособились к новой обстановке дети — старшая Аглая, младшая Нонна и средненький Ромка. Хотя и у них были свои трудности. Местная галаховская детвора встретила чужаков недоверчиво и настороженно.
Как-то вечером ребята собрались на поляне перед железнодорожной насыпью.
— Давайте в догонялки поиграем! — предложил местный заводила, внук бабки Гриппки Васька. — Кто будет считать?
— Я! — вызвался Ромка и затараторил:
Реакция была совершенно неожиданной. Вместо того чтобы, в соответствии с правилами игры, всем броситься врассыпную от того, кому выпал жребий водить, никто не двинулся с места. Мальчишки и девчонки стояли молча, с каменными лицами. Первым пришел в себя Васька. Он бросился на землю и, дико хохоча, стал приговаривать: