Что за люди ехали в этих поездах, почему они пели?
Случалось, состав останавливался, на платформу высыпала гурьба веселых ребят и девчат. Ромка жадно всматривался в их лица. Они были совсем юны, некоторым из них можно было дать столько же лет, сколько Ромке, ну чуть-чуть побольше… А ехали они… Об этом по стоило и спрашивать. Достаточно было взглянуть на вагонные таблички: «Москва — Сталинград», «Москва — Ташкент», «Москва — Магнитогорск», «Москва — Караганда». И почему пели — тоже было понятно. Как на бой, ехали они на стройки и, как перед большим сражением, изливали в песнях душу.
Ромка не избежал поветрия, захватывающего всех мальчишек: он бредил путешествиями, и уроки географии были для него самыми любимыми. А здесь, на станции, перед ним проходила живая география страны. Челябинск, Свердловск — сказочный Урал; Барнаул, Новосибирск, Омск — суровая Сибирь; Алма-Ата, Ашхабад — овеянная легендами Средняя Азия. Шли поезда на юг, к теплому Черному морю, и к северу — в Тюмень, Ижевск. Уходили, убегали поезда, увозя необычных пассажиров и обжигающую сердце песню:
Голова Ромки гудела от перестука поездных колес и от песен. Он ложился спать и пробуждался с этим звонким гулом. Первой такое странное состояние сына заметила Агния Леонидовна. Зайдя как-то в спальню, она сказала мужу:
— С Ромкой творится что-то неладное. На станции пропадает и все мурлычет что-то себе под нос. Уж не заболел ли?
«Не связался ли со шпаной?» — подумал Канюка, но жене не сказал. Решил сам проследить за сыном. И на другой же вечер, затерявшись в толпе, наблюдал, чем занимается Ромка на станции. А он ничем не занимался, ходил взад-вперед по платформе или, усевшись на лавочку около репродуктора, слушал песни.
Вывод, который сделал Матвей Канюка из своих наблюдений, был неожиданным. Он вызвал к себе Диогенова и сказал:
— Вот вы, Кай Юрьевич, считаете себя этим самым…
— Теоретиком, — подсказал Диогенов. — И в масштабе кооператива — Главным.
— Тем более. А можете ли вы мне сказать, к чему сейчас тянется молодежь?
Диогенов удивился: откуда у председателя интерес к такой совершенно общей проблеме? Но тем не менее ответил:
— У молодежи, как в обозримом прошлом, так и в настоящее время, отмечена непреодолимая тяга к деньгам.
Канюка насупился:
— Неправду говорите, Кай Юрьевич.
— Неправду?
— Да уж так. Нынче молодежь к другому тянется.
— Что же, по-вашему, волнует сейчас молодые умы?
— Ну хотя бы песня…
Кай Юльевич поразился во второй раз. Громы небесные! Человек, интересы которого не простирались дальше прилавка мясного магазина, вдруг заговорил о песнях. Что случилось?
Канюка рассказал о тревожных переменах в поведении Ромки. Теоретик задумался. Затем, чтобы выиграть время, пустился в пространные рассуждения.
— Вот случай, — говорил он, — когда жизнь, практика стучатся в двери теории. Практические потребности возникают и накапливаются постепенно. Но наступает критический момент, и они начинают настойчиво искать выхода. Задача теории — указать его.
Канюка прервал это словоизвержение, уместное разве лишь в студенческой аудитории.
— Что вы посоветуете, Кай Юрьевич? — спросил он.
А совет уж сложился в голове Теоретика.
— Надо создать собственный гимн.
— Гимн? — не понял Канюка.
— Да, гимн, и не надо бояться этого слова. Вы, Матвей Лазаревич, правильно заметили, что молодости свойственна тяга к романтике. Меркантильные интересы, в которых погрязли их родители, чужды молодым людям. Надо сделать так, чтобы ореол романтики коснулся и скудных пока нив кооператива «Лето». Пусть зазвучит наш региональный, так сказать, цеховой гимн, и он совершит благотворный поворот в умонастроениях юношества.
Мысль понравилась Канюке.
— Согласен, — сказал он. — Только давайте поскорей.
Диогенов поморщился, как при зубной боли.
— Такие дела так просто не делаются. Необходимо время, потребуются и деньги.
— Сколько?
Лицо Теоретика опять исказила страдальческая гримаса: