Знаете, мой дед, продолжал Холидей, царствие ему небесное! мой дед заклинал меня не осуждать человека и не предавать его суду неправедному, даже если он за столом богохульствует, кривые речи о других ведет или хуже. Убьет кого-нибудь.
А мы и не осуждаем, сказал длиннолицый вяло, мы только исполняем, так ведь, маршал?
Горбоносый промолчал.
Старик мой, упокой господь душу его милосердную, заговорил опять Холидей, взял с меня перед смертью клятву – чтобы я рассудительно и осторожно действовал в жизни. Потому что старик мой верил, будто человеком злые силы от рождения и до смерти управляют. Наши глаза очарованы ими, наше дыхание у них в руках! и души тоже, между прочим. И мало тех – кто убережен от зла. Если убережен. И старик мой верил, что земные законы – вовсе не людьми писаны, а этими силами. Злые они или у себя на уме, поди пойми! Дед мой в том – был редкий мастак, у него и образование имелось. И дед мой знал, из чего он вышел – не как я. И утверждал он, что законы злыми силами писаны, что они противоречат природе. Еще в древнейшие времена человек ощущал присутствие злой силы и старался ей воспротивиться – тогда-то и зародился общественный строй с его порядками, правилами и ограничениями. С его табу.
Кареглазый мотнул головой. Перед внутренним взором возникла фигура отца. Старик смотрел на него с пониманием…
Да, господа присяжные. Древнеафинская гелиэя. Греческие архонты. Римские квесторы. Византийское шестикнижье. В самих названия уже заключалась некая внушающая страх сила – вроде падучей болезни или еще чего. И с тем, господа присяжные, чтобы еще сильнее повлиять на умы, человек намеренно использовал символы с древней родословной, чьи корни уходят еще в дохристианские, доадамские, добиблейские, черт подери, времена! Оттуда оно и пляшет. Это уподобление ритуалу. Внешность судьи, его регалии – и ореол почета, которым его фигура окружается, как Христос сиянием мандорлы. Атрибуты судейства его – молот, книги и кафедра, что твой постамент, его божественная мантия с широкими рукавами. Его речь, голос и манеры. Все должно отвечать его статусу!
Кареглазый закрыл глаза.
Холидей сплюнул. Но это – только ложь! сопротивление злу невозможно, ибо мир сей выдуманный с рукописными законами его – есть зло! и кто одержим жаждой, тот уже во власти злой силы. Но возможно ли изгнать бесов бесами? это порочный круг! тот, кто идет путями этого мира – уже подталкиваем силами зла и придет обратно к тому, что сам и разрушал! По Христу на крест, господа присяжные, я говорю вам, это как закон божий – по Христу на крест! Мы сами для себя воздвигали кресты, но лезут на них другие? Это ли проявление веры или безверия? Как же, что мы поступками своими воздвигаем кресты для иных, но не для себя? а сколько еще крестов?
Непочатый край! вот как я скажу вам! Бескрайнее кладбище за нашими плечами! кто в ответе за их воздвижение? Кто будет принимать свой крест? или же я здесь – козел отпущения?
Кареглазый стукнул его прикладом винчестера по уху. Заткнись уже!
С ума сошел, милок! огрызнулся Холидей, да у вашего щенка него мозги спеклись!
Кареглазый надвинул шляпу на глаза.
Хватит!
Если вы закон, то осудите и его! прокричал Холидей, он, как и я – убийца! но я не убивал и не насиловал женщин, и пальцем не трогал их без согласия, что бы вы мне там не пытались пришить! Дайте мне пистолет с одной пулей, дайте шанс! пусть сам господь бог распорядится, кому из убийц будет отпущено, а кто будет наказан им! я требую дуэль – честь по чести, я клянусь своим местом в царствии небесном, что укокошу этого простофилю вот так на раз и два!
Я-то? На дуэль с тобой? спросил кареглазый.
Да, а что? Струхнул, сучий сын!
Я дурак, по-твоему?
У тебя кишок не хватает – только на безоружного подымаешь руку.
Ты меня сразу застрелишь.
Я требую, крикнул Холидей, вы мне остригли бороду и обрезали одежки, переносно выражаясь! Я требую…
В суде требовать будешь.
Трусливый щенок! протиральщик седел, срезатель изгородей! да и просто-напросто сучий сын! прорычал он злым голосом. Петух слащавый! погоди у меня! а ну, сюда ползи! я же тебе голыми руками, вот этими вот руками…
Горбоносый пригрозил ему. Ну, что за речи.
Длиннолицый застопорил своих связанных лошадей.
А я – за. Пусть стреляются.
Никто не будет стреляться, сказал горбоносый.
А почему, собственно? Сэкономим время и деньги, и слова.
Верно, дайте мне оружие! Я употреблю пулю как надо!
С ума сошел? спросил кареглазый.
По-моему, это справедливо, ответил длиннолицый.