Мое мужество исчезает.
В носу пощипывает.
Голос дрожит, когда я произношу в замешательстве:
— Он не мог умереть. У нас были планы.
Я слышу ее голос, она бормочет мне прямо в волосы:
— Мне так жаль, Диди. Очень жаль.
Я сильно обнимаю ее, сжимая в руках ее одежду. Сожаление режет меня как нож. Очень быстро у меня начинается сильная истерика.
— Нет. У нас планы. — Она прижимает меня к себе. Рыдаю, мое тело дрожит, и я завываю. — Он придет за мной! Он обещал! — я чувствую слабость, задыхаясь, я шепчу:
— Он обещал, Бу. Он поклялся.
Отпусти это. Всё кончено.
Низкий, протяжный, оплакивающий крик вырывается из меня. Я не могу дышать, мое тело бьется в конвульсиях в моем слабом состоянии.
Я оцепенела.
Бу плачет вместе со мной и крепко держит меня в своих объятиях.
Всю дорогу в больницу.
Эта больница отличается от других.
Однажды я уже была в подобного рода больнице. Это частная клиника. Очень маленькая клиника.
Она почти идентична той, в которой я проснулась, после того как меня похитили, когда я была ребенком.
С момента прибытия, Рок носил меня на руках. Ему пришлось это делать, потому что я не могла перестать плакать. А вместе со слезами приходит и слабость сердца, а с ней в придачу и слабость всего тела.
Я помню, как мне сделали укол в руку, и неожиданно всё стало легким и воздушным. И хотя, я всё еще хотела плакать, но мое тело не слушалось. И я хотела спать. Они посадили меня в инвалидную коляску и отвезли в комнату с кроватью огромных размеров. Рок помог мне взобраться на нее. Бу пришла и крепко обняла меня, прежде чем уйти, но Рок остался со мной рядом, пока я не уснула.
Я пришла в себя несколько минут назад, когда медсестра мерила мне давление. Как только она видит, что я открыла глаза, она улыбается и мягко говорит:
— Здравствуй, милая. Прости, что разбудила тебя.
Она выглядит уж слишком милой и понимающей. Я глазами изучаю комнату. Во мне нарастает паника. Быстро сажусь в кровати и спрашиваю хриплым голосом:
— Мужчина, который был здесь, где он?
Ее лицо вытягивается.
— Какой мужчина, милая?
Нет. Нет!
Мои руки начинают трястись.
— Мужчина, который привез меня сюда.
На ее лице не появляется ни капли понимания. Указывая на стул, на котором сидел Рок, пока я спала, я почти визжу:
— Он сидел на этом стуле! Мне нужно знать, где он! Это важно!
Она отступает на шаг от меня, очевидно, ей некомфортно из-за моих действий и криков. Она говорит тихо, но строго:
— Сейчас, дорогая, тебе нужно успокоиться. Я уверена, что мы можем разузнать, куда он ушел.
Мой пульс делает резкий скачок на мониторе. Пикающий звук прямо сверлит дыру в моем черепе.
Учащенно дыша, я срываю провода, приклеенные к моей руке и внутренней части локтя. Снимаю пластик со своей кожи, я двигаюсь, чтобы встать и тогда медсестра начинает выкрикивать:
— У меня код красный! Мне нужна помощь!
Я встаю на матрас, когда в мою комнату входят двое огромных мужчин. Выставляя руки перед собой, я произношу:
— Мне просто нужно найти моего друга. И это всё.
Один из мужчин, кивая, подходит ближе ко мне. Его ласковые глаза гипнотизируют меня.
— Хорошо, дорогая. Слазь с кровати, и мы немного прогуляемся, хорошо?
У меня падает груз с плеч. Спасибо Господу, он понимает.
Я беру его за руку, и он помогает мне спуститься с кровати. И когда я ему улыбаюсь, что-то колет меня в бедро. Я кручу головой, чтобы увидеть, что там сзади, и второй мужчина вытаскивает шприц из моего бедра и кивает другому мужчине.
Сукин сын!
Лекарство действует быстро. Мое зрение затуманивается. Испытываю головокружение, моя хватка на его руке слабеет, и я мямлю:
— Ты обманул меня.
Мужчина крепко держит меня, и последняя вещь, которую я помню, это его шепот мне на ухо:
— Мне жаль.
Я просыпаюсь, и сразу в моей памяти всплывает картина пылающего конспиративного дома.
Мой отец встает со стула, на котором он сидел, и мама, измученная, уставшая и явно обеспокоенная спешит к кровати. Она становится коленом на мою кровать, проползает ко мне под одеяло и ужасно сильно меня обнимает.
Это так не похоже на мою маму, что это пугает меня.
Я постоянно слышу, что дочери обычно близки со своими матерями, но я никогда не была. Мой отец держал меня так близко к себе, что мама отошла на второй план. Я чувствую, как ее тело дрожит, и обнимаю ее, вдыхая ее знакомый запах
— Всё хорошо, мам. Со мной всё хорошо.
Ее голос надламывается.
— Я так переживала. Моя малышка одна и напугана. — Она сжимает меня еще сильнее. Я даже и не догадывалась, насколько сильно я скучала по ее объятиям. Она повторяет уже шепотом: — Одна и напугана.
Я обнимаю и поглаживаю ее по голове, пока смотрю на отца. Мой мозг нуждается в ком-то, кого можно винить, и выбирает именно его. Самая легкая цель.
Я отпускаю маму, отстраняюсь от нее, и ко мне приближается отец. Я выставляю руку перед собой и говорю:
— Не нужно.
Он останавливается в полушаге, и я вижу, как его лицо становится мрачным. Мой обычно красивый отец сейчас выглядит истощенным. Сжимая простыни в кулак, я говорю ему сквозь стиснутые зубы:
— Ты должен был рассказать мне. Я бы никогда не узнала, если бы Ноксу не пришлось рассказать.
Глаза отца наполняются слезами.
— Прости меня, Лили детка.
Мои глаза тоже наполняются слезами. Хлюпаю носом и говорю дрожащими губами:
— Это не вернет его назад ко мне. — Я неожиданно испытываю ярость, наклоняюсь вперед и практически шиплю: — Я заслуживаю быть счастливой. И я была счастлива с ним!
Понимание отражается на лице у отца. Мама хватает меня за руку.
Отец тихо отвечает:
— О, Лили. Я даже и не догадывался что ты... о, милая. Мне так жаль.
Злость тает прямо на глазах. Я опускаю голову и шепчу:
— Он был тем самым для меня. Нам суждено было встретиться.
Сидя на краю кровати, отец открывает рот, но ничего не произносит. Мама опять сжимает мою руку.
— Скажи мне, что тебе нужно, сладенькая. Всё, что угодно. Я хочу помочь.
Моя ярость возвращается с удвоенной силой.
— Ты думаешь, что чашка какао может исправить это? — мои родители с одинаково грустными выражениями лица. Это выводит меня из себя еще больше. Я кричу: — Ты думаешь, что сэндвич или гребаное печенье исправит это?
Мама начинает.
— Малышка, я...
Не глядя на них, я приказываю:
— Вон. — Мама прекращает говорить. Я повторяю. — Уходите.
Мы сидим в тишине примерно минуту, прежде чем мои родители, явно уязвленные, встают, чтобы уйти. Когда я слышу, как они подходят к двери, я выкрикиваю:
— Я хочу Теру. Приведите ко мне Теру.
Мне нужна моя сестра.
Семь часов спустя...
Уставшая, израненная и серьезно взбешенная, я закатываю глаза, когда слышу слабый стук в дверь.
Я уставшая из-за седативных, которыми меня «кормили». Израненная, потому что мои руки, колени и лоб разодраны в клочья. И взбешена, потому что хочу поехать домой, где спокойно смогу оплакивать смерть моего парня. Я грубо отвечаю.
— Что? — затем оборачиваюсь к двери.
При виде моей, такой же уставшей сестры, я ловлю ртом воздух. Она слегка мне улыбается, затем спрашивает:
— Я могу войти?
Я не могу вымолвить и слова, киваю, и она входит. Она забирается на кровать, садится ближе ко мне, выпрямляясь. Открывает свои объятия для меня. Я смотрю на нее заполненными слезами глазами, затем бросаюсь к ней, прижимаясь щекой к ее груди.
Тера аккуратно меня обнимает, оставляя мягкие поцелуи на макушке.
Так много мыслей проносятся в голове, но, к сожалению, как много бы их ни было, они всегда возвращаются к Ноксу. Из меня вырывается всхлип.