Потом я мыла посуду, наблюдая, как мама играет с моими детьми. Каждое мытье посуды из моих рук, сведенных тревожной судорогой, выскакивала посуда. Что-то разбивалось, ошметками разбрызгивая мыльную пену.
Иногда я включала музыку, чтобы отвлечься и потанцевать, но это скорее походило на танец робота с заклинившей улыбкой. Дети шарахались, когда я предлагала им поиграть в настолки.
Разговоры с родными не клеились. Мои глаза стекленели и просто смотрели сквозь собеседника. Я не могла понять, как можно интересоваться чем-то кроме СТРАХА.
В какой-то момент тревога разрослась и зацепила какую-то далекую травму, после чего к ежедневным атакам прибавились навязчивые мысли. Они были страшными. Окутывали меня, словно липкий туман.
Я полностью сбила свой режим. Регулярные оттягивания отходов ко сну привели к тому, что я стала засыпать под утро.
Просыпалась разбитая. Словно выныривала из одной пучины и тут же попадала в другую. В моей груди образовалась клетка.
В таком забытьи прошло несколько месяцев. У меня нет ни одной фотографии или переписки с того периода, потому что мне было решительно не до этого. Я вела домашнее хозяйство, кое-как общалась с детьми и постоянно боялась.
Родные в один голос утверждали, что я просто впечатлительная натура, мне пора взять себя в руки, а панические атаки – болезнь истеричных девиц Чеховского периода.
Ага. В руки взять. Оказывается, этого делать категорически нельзя. Но я старательно выполняла указания. Почему сама не пыталась подумать? Я не могла. Мой мозг был занят ежеминутным накручиванием тревоги.
Однажды я решила сшить игрушку из фетра. Младшему сыну захотелось. Ага. Я исколола себе все пальцы и потратила около 70 часов живого времени. В итоге, игрушки у нас нет. Хотя сейчас с этой задачей я запросто справилась бы за пару часов.
Я нашла в интернете какого-то худощавого юношу, который уверенно вещал в камеру, что когда-то очень давно избавился от продолжительных атак. У него были интересные методы. Я старательно конспектировала лекции.
Практического применения полученные знания не нашли. Одни методы меня пугали, а другие просто не прокатывали.
Например, медитации. Их можно проводить под музыку, под музыку с голосовым сопровождением и просто в тишине. Ага. Сейчас мне запросто удается медитировать любым из этих способов. В тот момент я не могла даже просто с закрытыми глазами посидеть, не то что представить голубой свет из-под дверей.
Мне не удавалось расслабиться ни при каких обстоятельствах. В какой-то момент прослушивание лекций этого юноши стало провоцировать панические атаки, так как после лекций я заставляла себя медитировать или начинала копаться в себе. Это был страйк. Нокдаун. Или как лучше обозвать? Не знаю. Но я себе казалась мега неудачником.
Поиски лучшего из доступных
Это был Эверест моей психической нестабильности. Джомолунгма, если кому угодно.
В какой-то момент мою маму прорвало. Она оповестила, что более не намерена терпеть мои загоны и больше не станет поддерживать мою истерию.
Я кинулась к ноутбуку. Изначально я рассчитывала дождаться конца карантина и записаться на прием к психологу.
Больше медлить было нельзя. По первому номеру приятный женский голос представился крупным центром помощи всем и вся, имеющим деньги и желание копаться в себе.
Я была согласна на любые копания и любого самого лучшего психолога, о чем поспешила сообщить приветливой операторше.
Ответом мне стало сообщение, что ближайшее свободное время приема через три недели.
Я даже не попрощалась. Ибо нечего тратить время больного и психически нестабильного человека.
Следующий номер оказался личным номером практикующего психолога из какой-то организации. Услышав, что у меня есть наличка, она долго мялась и наконец, согласилась принять меня у себя дома.
Завтра. Я почти взлетела от счастья, подобно ракете.
– Какие таблетки вы сейчас пьете? – в конце разговора уточнила докторица.
– “Эмоциозапирин”! – четко отрапортовала я.
– Отлично, – я услышала скрип карандаша, кажется о стекло или чугунную ванну. Хотя, вполне возможно, что это был пенопласт, – Значит так, – раскомандовалась психологиня, – Приходишь ко мне, платишь мне деньги, я называю тебе фамилии невролога и психотерапевта, к которым тебе надо сходить. Ты идешь к ним, они выписывают тебе “Психопобедин” и “Осчастьезабудин”. После этого возвращаешься ко мне, мы начинаем вытаскивать скелет. Из тебя или из шкафа, как пойдет. Попутно я выпишу тебе “Зарульнепустин”. Это чтобы наверняка.