следующая встреча должна была состояться в Тбилиси. Я уезжал побеждённым. Характер,
оказывается, познаётся в решающие минуты наибольшего напряжения. У меня, вероятно,
ещё просто не было спортивного характера.
То, что я "перегорел" ещё перед соревнованием, подтвердило моё выступление в
Киеве. Отдохнув пять дней и хорошо выспавшись, я установил новый всесоюзный рекорд
в толчке — 154,5 кг.
Наступил тёплый киевский апрель. Мы усиленно готовились к поездке в Тбилиси.
Руководили нами Георгий Попов и Яков Шепелянский.
У меня всё шло прекрасно. После Ленинграда я многое понял. Понял, что нужно
работать разумно. "Талант — это упорство, гении — это волы", — прочёл я, кажется, у
Жюля Ренара. Это изречение мне понравилось. Чтобы стать гением, нужно, черт возьми,
совсем немного.
И вдруг — глупая случайность: я прищемил пальцы дверцей автомашины. На
второй день поднялась температура, начался жар. Откуда? Потом было всё так, как бывает
в подобных случаях. За пять дней температуру сбили, но слабость побороть сразу не
удалось.
До соревнований оставалось 10 дней. Пятидневный недуг следовало одолеть
разумным режимом, питанием, восстановительной тренировкой. Нужно было ехать. Пусть
даже ожидался проигрыш, всё равно это становилось ещё одной ступенью в спортивной
борьбе.
Пожалуй, ни одно путешествие в поезде за всю мою жизнь не было таким, как тогда.
Нельзя было упускать ни одного часа тренировки. А путь был долгим. Утром в
прохладном тамбуре я упражнялся с резиной, прыгал, отжимался. На больших остановках
бежал на привокзальную площадь и разминался там, насколько это позволяли время и
условия. "Тебя бы на поле, да в плуг", — говорила проводница, которую я, вероятно,
раздражал.
Поезд шёл на юг. Я вновь чувствовал себя сильным.
Тяжеловесы всегда завершают соревнования. Они ждут и волнуются больше всех.
Они переживают удачи и поражения товарищей. А ведь и себя нужно беречь. Разговоры,
разговоры без конца и всё об одном — о соревнованиях и противниках. Тяжело. Нервы и
без этого на пределе. Порой удивляешься, как выдерживаешь всё это. Пожалуй, ни один
журналист не сможет описать данное состояние, передать сложное движение души и
мыслей человека, ожидающего поединок, — сие очень сложно. Это нужно пережить
самому.
Гостиница. Я сидел один в комнате. Был вечер. Сквозь приоткрытые жалюзи падал
тусклый свет. Все были на соревнованиях. Но одному тоже плохо. На дворе кричали:
"Мацони, мацони!" Это продавцы простокваши, любопытные люди, как, впрочем, и все
здесь на Кавказе. Я сделал лёгкую разминку. Всё время казалось, что сил мало. Я просто
физически чувствовал, как они уходят из тела. Затем вдруг начал громко петь. Совсем как
в детстве, чтобы не бояться. И, конечно, всё время думал об Амбарцумяне.
Днём я видел его. Он стоял у гостиницы в окружении шумных болельщиков и своих
друзей. Я поздоровался с ним и почувствовал, что краснею. Что это — трусость?
Амбарцумян буквально гипнотизировал меня. Он был силён и имел невиданную
популярность, уважение судей. Он был авторитетом. Победить его было тяжело. Но
больший результат был у меня! В конце концов и я силён! Да, я силён, силён!
Соревнования — это праздник, и нужно было готовиться к нему с радостью. К чёрту
психологический "вакуум", нужно идти к товарищам.
На помосте я увидел Попова. Это был поистине его Большой день. В
дополнительном подходе он зафиксировал в рывке новый мировой рекорд — 106,1 кг. С
тех пор прошла уже четверть века, но такого совершенного движения в стиле "низкий сед"
я не видел больше ни разу. Его поразительная энергия, чисто "поповское" упорство ещё
больше раскрылись в толчке: новый рекорд — 126 кг.
Шатов толкнул 130 кг и в рывке показал 107,5 кг.
Я так увлёкся спортивной борьбой Попова и Шатова, что забыл о самом себе.
Возвращаясь в гостиницу, я был уже спокоен.
...Борьба началась с неожиданностей. Петров показал в жиме 117,5 кг, я — 112,5 кг,
Амбарцумян — 115 кг. Для Амбарцумяна это было очень мало. Он явно нервничал.
Начался рывок. Я поднял 117,5 кг, Петров — 112,5 кг, Амбарцумян остановился
только на... 110 кг. Я ничего не понимал: что происходит с Амбарцумяном? Теперь для
меня представлял угрозу лишь Петров — человек "крутого склада и огромных мышц, в
которых дремлет сила предков", — так написали о нём грузинские газеты. Я смотрел на
Петрова и впервые по-настоящему понимал, насколько он опасен.
Все мы толкнули по 145 кг. Я еле ушёл с помоста: острая боль пронзила кисть