правой руки. Кисть заметно вздулась. Потянул. Этого ещё не хватало...
— Картонную повязку, — приказал Попов, как профессор, ведущий операцию.
Неужели срыв? Нужно терпеть. Судьба преподносила исключительный случай стать
чемпионом. Несколько секунд терпения могли принести победу.
В зале повисла тишина. Накал борьбы заставил даже темпераментных грузин сидеть
неподвижно. Кто: Амбарцумян? Куценко? Петров? 150 кг. Амбарцумян и Петров
оказались не в силах одолеть их. А я зафиксировал этот вес!
Я стал абсолютным чемпионом страны. Обнял Попова и Шепелянского. Это они
гнали меня к помосту. Не будь их... А впрочем, зачем сейчас об этом думать? В
дальнейшем я не раз убеждался, что тренером хороших атлетов должен быть человек
хладнокровный и мужественный. Только он имеет право готовить спортсмена к поединку.
Ни одним жестом, ни одной фразой, интонацией голоса не должен он показать, что
переживает или сомневается. Такими и были Георгий Попов и Яков Шепелянский.
Советская спортивная делегация готовилась к III Рабочей олимпиаде. В Антверпен
должен был поехать один из нас — либо я, либо Амбарцумян. Ведь победа моя могла
быть случайной.
Опять начались усиленные тренировки в Москве. Опять рядом в зале был
Амбарцумян. По программе четырёхборья (рывок одной и двумя руками, толчок одной и
двумя) я победил Амбарцумяна и Петрова и заработал пропуск в Антверпен. Меня
поздравил прославленный лётчик Анатолий Серов — герой испанских сражений.
За день до выезда мы увидели Валерия Чкалова. Я, как школьник, смотрел на него.
Он, по всей вероятности, заметил это.
— Что смотришь на меня, как на красну девицу? Больше ешь — тебе побеждать
надо, — бросил он мне грубовато. Потом улыбнулся: — Вот победишь, на тебя тоже
будут так смотреть. Ещё надоест.
На железной дороге первые 20-30 минут пассажиры обычно молчат. Считается, что
первую половину дороги они думают о том, что оставили, вторую — что их ждёт. Лица у
всех грустные и весёлые, замкнутые и открытые.
Я вынул красную книжечку — советский заграничный паспорт. Там были указаны
мои приметы: рост 180 см, брюнет, глаза серые, уши неопределённые. "Уши
неопределённые"... Наверно, это существенная деталь.
Мы пересекли границу с Польшей. На каждой станции наш поезд встречали
блестящие офицеры в четырёхугольных конфедератках. Крестьяне долго стояли с
непокрытыми головами в знак молчаливого приветствия.
Началась Германия с её лесистыми равнинами, широкими автострадами, тесно
прилегающими к железнодорожному полотну огородами.
Со зловещим грохотом мчались мимо нас эшелоны с танками и орудиями, часто
можно было видеть аэродромы. Гитлеровская Германия дышала уже по-военному.
Из купе мы почти не выходили. В тамбуре сменяли друг друга люди, не спускавшие
с нас глаз.
В Берлине была сделана двухчасовая остановка. Мы ждали поезд на Брюссель.
Огромный вокзал почти пустовал. Всюду виднелись свастики — на книгах, знамёнах,
газетах, стенах.
Мы устали. Хотелось спать. А спальных вагонов в Европе почти не было.
Установили очередь — каждому предоставлялась возможность поспать лежа не более
часа. Кто был ростом поменьше, умудрялись прилечь на багажные полки, привязав себя
ремнями.
Всё изменилось с момента пересадки на поезд "Бельгийской железнодорожной
компании". Весёлые, добродушные люди улыбались нам, не зная, как ещё можно
выразить своё гостеприимство.
— К вам огромный интерес. Вас с нетерпением ждут. Вы увидите, что будет
делаться на вокзале, — с удовольствием говорил нам переводчик, он же фоторепортёр.
Действительно, то, что мы увидели, запомнилось на всю жизнь.
Первыми к нам бросились спортсмены республиканской Испании. В те дни на
испанской земле свобода и демократия давали первый открытый бой фашизму. Наша
страна оказывала огромную помощь героическим солдатам Республики, боровшимся
против фашистских орд генерала Франко, вооружённых Гитлером и Муссолини. Тысячи
испанских детей нашли тогда приют и вторую родину в Советском Союзе. Вот почему 300
смуглых юношей и девушек в пилотках, пожимая нам руки, плакали.
На вокзалах скольких городов мира мне ещё пришлось побывать впоследствии — не
перечесть. Но те встречи не забудутся никогда. И не только потому, что это был мой
первый выезд за границу, но и потому, что тогда было очень тревожное время.
Движение на улицах приостановили. Докеры, рабочие химических заводов,
прядильщицы знаменитой текстильной фабрики — многотысячная улыбавшаяся толпа