М.М.Громов
Герой Советского Союза,
генерал-полковник, профессор,
почётный президент Федерации тяжёлой атлетики,
заслуженный мастер спорта,
чемпион СССР 1923 года в тяжёлом весе
От автора
Я отдал спорту почти всю свою жизнь. Почти всю свою жизнь я провёл среди
красивых и сильных людей, которые удивляли мир своими физическими возможностями.
За свою жизнь я поднял около 20 миллионов килограммов, провёл в
тяжелоатлетических залах разных городов мира 3000 дней; и всё это может вызвать
иронические улыбки умных и рассудительных людей. Быть может, справедливые улыбки.
Однажды вдруг спрашиваешь себя: а стоило ли? Всё ли было верно или так только
казалось?
Я не могу обижаться на свою жизнь. У меня никогда не было точного
"рассудочного" плана, но события увлекали меня именно туда, куда я хотел. И чем больше
я узнавал о жизни и спорте, который фактически стал моей жизнью, тем больше
убеждался, что многое становится для меня ещё более таинственным.
В бурном потоке спортивных событий прошлое постепенно уходит в забвенье.
Новые килограммы, секунды, метры покоряют любителей спорта.
Больше половины жизни я отдал тяжёлой атлетике. Больше 30 лет постоянных
усилий, нервов — сначала из-за себя, потом из-за своих учеников.
"Трудно писать о себе без тщеславия", — заметил английский философ Юм.
Наверное, это почти невозможно. Если человек берёт карандаш и чистый лист бумаги,
чтобы рассказать о себе, он уверен, что его жизнь будет интересна и поучительна для
других. Иначе он и не стал бы писать.
58 всесоюзных рекордов, 10 мировых, 14-летний "стаж" звания чемпиона СССР,
около 20 стран, где мне пришлось побывать, неоднократные победы команды штангистов
Советского Союза, тренером которой был и я — наверное, это даёт мне некоторое право
взяться за перо.
Эта книга о людях сильных и слабых, о тех, кто участвовал в "большой железной
игре" за последнюю треть века; эта книга о далёких городах и странах, где я был.
Глава 1
Как всё начиналось
"В детстве он был слабым и хилым", — так часто начинают очерки о спортсменах.
Этот приём, иногда не соответствующий правде, стал почти традиционным. Но что
поделаешь, если я действительно родился безнадёжно слабым?
Я был в семье тринадцатым. Мой дед, человек набожный и суеверный, почему-то
считал это число счастливым. На свет я появлялся очень трудно. Мать после этого всё
время болела и меня выходили соседи.
У каждого человека сохранились самые первые детские воспоминания: гроза,
игрушка, снег, небо... Первое, что мне запомнилось — это пожар, стрельба, бегущие люди
и котельная: большое чёрное чудовище с горящим глазом. Возле него тихо и смирно, как
дети, сидели испуганные люди. На их лица падало багровое отражение горящего в топке
угля. Приносили и уносили раненых.
Так прошло несколько дней. Потом я заболел тифом. Когда жар наконец прошёл,
мой дед взял меня на руки. Я осторожно потрогал его белую библейскую бороду. "Гляди-
ка, выжил заморыш... Теперь сто лет жить будешь".
Первые послевоенные революционные годы были периодом, когда новое, ранее
неслыханное, что входило в жизнь народа, существовало наряду со старым, тяжёлым
наследием прошлого.
Киев терроризировали белогвардейские банды, немцы, петлюровцы. Потом налёты
прекратились. В один из дней возле города появились кочующие цыгане с шатрами и
повозками. Они меняли, ворожили, плясали и пели под гитару перед уставшими,
измученными людьми.
Как-то раз моя мать бинтовала ногу цыганке, которую укусила лошадь. Я с
интересом рассматривал её серьги, кольца, потрогал её браслеты — они тихо позванивали.
Вдруг, взяв мою руку и пристально взглянув на мать, цыганка быстро сказала: "Ты
будешь богата, твой сын будет богат — знаменитым артистом станет". Уставшей
многодетной матери, конечно, понравилось такое предсказание.
Только вечером мы заметили, что часы "Павел Буре" — гордость нашего семейства
— исчезли. Но всё равно, уже много лет спустя, когда я стал чемпионом, мы с матерью
всегда вспоминали о цыганке с улыбкой.
Я провёл в Киеве всю жизнь, но он не стал для меня привычным и неинтересным. Я
и сейчас отношусь к нему с каким-то восхищённым удивлением, как в детстве. Быть
может, это потому, что я очень часто расставался с Киевом. Но теперь мне иногда
кажется, что тогда я понимал красоту этого города, его природу больше, чем сейчас.