пойму, что хозяева Парижа — не только французы. Париж принадлежит всем, как
принадлежат человечеству французская революция, "Марсельеза", Вольтер, Бальзак,
Гюго, Роден, Экзюпери.
Глава 3
Я был самым первым
Сейчас уже почти забыты красивые движения: рывок и толчок одной рукой. Да и
фамилию Гюненберга никто не вспоминает. Но тогда, после приезда из Парижа, этот
швейцарец не давал мне покоя. Ему принадлежал мировой рекорд 113,5 кг — семь с
лишним пудов, как определяли вес в то время. Победить его мне было трудно. Мешал
большой рост. Длинные руки — длиннее путь штанги в толчке.
Осенью в городе Николаев я был готов дать бой швейцарцу. Успешно прошёл жим и
рывок. Теперь предстоял штурм рекорда в толчке правой рукой. Точность здесь крайне
необходима: нужно взять штангу одной рукой по центру, точно тянуть её до плеча,
совершенно безошибочно подсесть, встать, не теряя равновесия, и толкнуть вес над
головой. Чувство координации должно быть здесь абсолютным.
Я ощущал, как мёртвое железо становилось живым противником.
На штангу поставили 114,5 кг. Я плотно затянул напульсник, чтобы не болело
запястье. Крепко обхватил гриф ладонью, левой рукой упёрся в колено. Чуть-чуть
приподнял штангу: для проверки равновесия. А потом было несколько секунд мощного
усилия ног, спины, рук, всего тела. И вдруг я почувствовал, что сил тянуть не хватает, а
штанга уже на уровне бёдер. Значит, нужно мгновенно садиться, закладывая кисть с
грифом к плечу: так вес не сползает. Затем я поднялся из седа. Подтолкнул железо, чтобы
уложить его на привычное место. Напрягался адски, дышать было почти невозможно.
Приподнятый передний конец штанги ещё предательски вёл меня вправо. Я слышал
глухие, совсем далёкие голоса: "Давай! Толкай!" Да, надо было скорее толкать. Я ровно
согнул ноги и с предельной силой толкнул вес вверх. Побеждённое железо уверенно и
точно легло на ладонь выпрямленной над головой руки.
То, что я рассказал, вероятно, знакомо каждому тяжелоатлету. Но для себя я в тот
вечер сделал ещё одно открытие. Я понял, что борьба с весом — это тонкий, сложный
поединок, и к штанге нужно относиться, как к живому противнику.
Гюненберг был побеждён. Зрители — в восторге. Многие считали, что если атлет
толкнул 100 кг одной рукой, то, естественно, двумя запросто можно толкнуть 200 кг. Так
что демонстрация этого движения всегда обеспечивала успех у зрителей.
Теперь оставался ещё Серго Амбарцумян, спор с ним был не окончен. После
поражения он успел установить новый всесоюзный рекорд в жиме — 120,5 кг.
За сравнительно небольшое время произошло много событий. Вдруг "открылись"
Константин Назаров, превысивший мой рекорд, Пётр Петров, буквально преследовавший
меня, 120-килограммовый великан Геннадий Степанов.
Я бросил вызов Амбарцумяну, показав на первенстве ВЦСПС 397,5 кг. И стал ждать
ответа. Но ответа не последовало.
Шёл 1938 год. Ему суждено было стать вехой в тяжёлой атлетике. В мире тогда
только один человек перешагнул 400-килограммовый рубеж: немец Мангер. Фашист
Мангер показал 418 кг. Это был тот редкий случай, когда к спортивному азарту, к
спортивной злости примешивалась чисто человеческая.
В Киеве на первенстве СССР я девять раз подходил к штанге, и три раза судьи
фиксировали всесоюзные рекорды: 122,5 кг в жиме, 125 кг в рывке, 162,5 кг в толчке. В
сумме я набрал 410 кг. Впервые в советской тяжёлой атлетике был взят неприступный
Рубикон. Я стал первым. Стать первым... Это ни с чем не сравнимое чувство.
Александр Бухаров, известный атлет старшего поколения, написал по этому поводу:
"Зафиксированная Куценко общая сумма троеборья 410 килограммов войдёт в
историю советского гиревого спорта как свидетельство чудесного роста наших
тяжелоатлетов, их международного класса."
На соревнованиях присутствовал известный певец, солист Киевского театра оперы и
балета Михаил Гришко. Было бы явным преувеличением назвать его страстным
болельщиком спорта; я "охотился" за его выступлениями гораздо энергичнее, нежели он
за моими. Однажды после концерта с участием Гришко меня с ним познакомили. Михаил
Степанович мне очень понравился. Кажется, я тоже произвёл на него хорошее
впечатление. Во всяком случае с тех пор мы начали встречаться в семейном кругу. Он
охотно открывал мне свои артистические "тайны", вспоминал совместные выступления с
Антониной Неждановой, Леонидом Собиновым, Дмитрием Смирновым. И, в свою