Что еще?
У него были способности к механике, которые позволяли ему чинить всякие устройства, включая испорченный телевизор. Кем бы он ни работал, ему платили наличными. Он заканчивал работу и сидел в ожидании автобуса по вторникам и четвергам. Он был вежлив с незнакомыми, но не имел близких друзей. Он накопил достаточно денег, чтобы купить грузовичок. Он жил в городе последние пять лет, очевидно, чтобы быть поближе к тем самым внукам, с которыми ему было запрещено видеться. Его комната была мрачной, если, конечно, он не забрал с собой бесконечные салфеточки, подушечки для иголок и другие декоративные предметы. Когда он увидел листовки, которые я распространяла, он запаниковал, собрал вещички и исчез.
Когда факты кончились, я перетасовала карточки и разложила в случайном порядке, чтобы посмотреть, не осенит ли меня. Я рассыпала их по столу и положила голову на руку, размышляя. Какие из этих фактов не согласуются с остальными?
В голову пришла одна возможность. Я выдвинула две карточки вперед и уставилась на них.
Какое отношение игрушечный клоун и воображаемая подруга Тиа имели ко всему остальному? Ничего из того, что я знала о Мелвине, не говорило о веселой, игривой натуре.
Было что-то скрытое, тайное в его нежелании демонстрировать свою татуировку.
Может быть, игрушки не были предназначены для его собственного развлечения. Может быть, Тиа и клоун должны были развлекать кого-то другого. Кого? Детей, которых я встречала в больших количествах в начальной школе и детском садике, недалеко от автобусной остановки, где он сидел.
Он был педофилом?
Я знаю, что педофилы часто носят с собой игры и видео, чтобы подружиться с детьми на время, пока не сформируется связь. К физическому контакту продвигаются постепенно. От привязанности и доверия к прикосновениям и ласкам, пока эти секреты не придадут отравляющую остроту их «особенным» отношениям.
Если он был педофилом, это объясняет его испуг, когда его заметили неподалеку от школы, детской площадки и детского сада. Это также объясняет отказ его дочери разрешить ему видеться с внуками.
Я сняла трубку и позвонила в окружной отдел по условно-досрочному освобождению. Попросила соединить меня с инспектором по имени Присцилла Холлоуэй. Я приготовилась
оставить сообщение, но она взяла трубку, и я представилась. Ее голос оказался неожиданно звонким, учитывая то, что я помнила о ее внешности. Она была рыжеволосая, ширококостная, из тех, кто в старших классах играл в силовые виды спорта и до сих пор хранит в спальне свои футбольные трофеи.
Я познакомилась с ней в июле прошлого года, когда опекала молодую нарушительницу закона, по имени Риба Лафферти, которую освободили досрочно.
— У меня к вам вопрос, — сказала я, когда мы обменялись приветствиями. — Насколько вы знакомы с зарегистрированными преступниками на сексуальной почве, живущими в городе?
— Я знаю большинство из них по именам. Мы все знаем. Многие из них обязаны являться для проверки на наркотики. Они также сообщают об изменении адреса или места работы. Кто именно вас интересует?
— Я ищу человека по имени Мелвин Доунс.
Последовала пауза, и я почти услышала, как она мотает головой.
— Нет. Не думаю. Имя не кажется знакомым. Где он сидел?
— Я понятия не имею, но предполагаю, что он был в тюрьме за растление малолетних. У него есть татуировка, которая выглядит, как тюремная — ярко-красный рот между большим и указательным пальцем правой руки. Мне сказали, что он — чревовещатель-любитель, и я думаю, что он использует свой талант, чтобы заманивать маленьких детей.
— Я могу спросить у других инспекторов, знают ли они его. А в чем дело?
— Вы знаете адвоката Ловелла Эффинджера?
— Конечно, я знаю Ловелла.
— Он хочет выставить Доунса свидетелем в деле о нанесении физического ущерба. Доунса не легко найти, но я его разыскала. Сначала он, вроде, хотел сотрудничать, но потом повернулся и исчез так быстро, что у меня появились подозрения, что он числится где-то в системе.
— Я не думаю, что здесь, но он может быть зарегистрирован в другом штате. Если эти ребята хотят скрыться, им всего- навсего надо уехать, не сообщив нам. Каждый раз мы недосчитываемся десяти или пятнадцати. И это только местные. В масштабе штата — сумасшедшее количество.