Вывихнутое плечо Гаса, до сих пор болезненное и опухшее, и его общее ослабленное состояние считались недостаточно серьезным основанием, чтобы держать его в больнице больше двух ночей. В среду его выписали и отправили в учреждение для престарелых.
7
Дом престарелых Роллинг Хиллс был одноэтажным зданием, беспорядочно построенным на плоском участке. Была сделана попытка оживить экстерьер добавлением декоративного вазона и двух металлических скамеек, из тех, что оставляют следы на ваших штанах.
Парковка была совершенно черной и пахла так, будто асфальт только что положили.
В узеньком дворике плющ сформировал плотный зеленый ковер, который поднимался по стенам, через окна и на крышу здания. Через год все будет покрыто зелеными джунглями, низкий бесформенный курган, как потерянная пирамида майя.
Внутри фойе было выкрашено в яркие цвета. Может быть, считалось, что стариков, как младенцев, это стимулирует.
В дальнем углу кто-то вытащил из ящика фальшивую елку и зашел так далеко, что воткнул алюминиевые «ветки» в нужные дырки. Все сооружение выглядело так же реалистично, как свежепересаженные волосы. Пока что не было видно никаких украшений или огней.
При слабом свете позднего дня, проникающего в окна, общий эффект был безрадостным.
Соединенные металлические стулья с ярко-желтыми пластиковыми сиденьями стояли вдоль стен. Было включено электричество, но лампочки были такими же жалкими, как в дешевых мотелях.
Регистраторша была скрыта за окошком, вроде тех, которые приветствуют вас в докторском офисе. На полке стояли брошюры, которые представляли Роллинг Хиллс как пансионат в «золотые годы». На фотографиях красивые энергичные старики сидели в патио в саду, увлеченные оживленным разговором во время игры в карты. Другая фотография изображала кафетерий, где две чистенькие пары вкушали роскошную трапезу.
На самом деле, это место пробудило во мне надежду на раннюю и внезапную смерть.
По дороге я заехала в магазин, где некоторое время простояла, уставившись на полку с журналами. Какое чтение может развлечь ворчливого старика? Я купила журнал моделей поездов, Плейбой и кроссворды. Еще шоколадку огромных размеров, на случай, если Гас — сладкоежка и жаждет чего-нибудь подобного.
Я не так долго пробыла в фойе, но, поскольку окошко регистратуры было закрыто, я в него легонько постучала. Оно немного сдвинулось в сторону, и оттуда выглянула женщина лет пятидесяти.
— Ой, извините. Я не знала, что здесь кто-то есть. Чем я могу вам помочь?
— Я бы хотела увидеть пациента, Гаса Вронского. Он поступил сегодня утром.
Женщина сверилась со своим журналом, а потом позвонила, прикрывая ладонью трубку. Закончив разговор, она сказала:
— Присядьте. К вам скоро выйдут.
Я села на стул, откуда мне был виден коридор с административными офисами с каждой стороны. В конце, где второй коридор пересекался с первым, пост медсестер разделял человеческий поток, как камень в потоке воды.
Я предполагала, что палаты для больных находятся за двумя дальними холлами. Жилые помещения для активных, здоровых обитателей должны быть где-то в другом месте.
Я знала, что столовая была близко, потому что сильно чувствовался запах еды. Я закрыла глаза и рассортировала блюда по компонентам: мясо (возможно, свинина), морковка, брюква и что-то еще, может быть, вчерашняя рыба. Представила себе ряд горячих ламп, светящих сверху на судки с едой: один наполнен до краев кусками курицы в молочном соусе, другой — сладким картофелем, третий — картофельным пюре, застывшим и слегка засохшим по краям. Для сравнения, разве плохо съесть гамбургер с сыром? Если предстоит столкнуться с такой гадостью на склоне лет, зачем отказывать себе сейчас?
Наконец появилась женщина средних лет в розовом хлопчато-бумажном халате и увела меня из холла.
Провожая меня по коридору, она не сказала ни слова, но делала это в очень приятной манере.
Гас, в своей двухместной палате, сидел на кровати у окна. Единственное, что из этого окна было видно — обратная сторона плетей плюща, плотные ряды белых корней, похожих на многоножку. Рука Гаса была на перевязи, а синяки после падения можно было разглядеть через разнообразные дыры на его халате. Его страховка не предоставляла ни персональной медсестры, ни телефона, ни телевизора. Кровать его соседа была скрыта от взгляда занавеской. В тишине я слышала его тяжелое дыхание, что-то среднее между вздохом и скрежетом, что заставляло меня считать его вдохи, на случай, если они прекратятся, и мне придется делать ему искусственное дыхание.