— Юлечка, ну что вы! Зачем? Не надо, — на кухню заходит Валентина Ивановна.
— Да все в порядке. Мне не трудно.
— Хотите чаю?
— Нет, спасибо. Я поеду домой. Вам отдохнуть надо. А где Глеб?
— Он в своей комнате. С Оксаной.
«Он развелся с ней четыре года назад. Он не принадлежит ей. Он — мой» — уговаривает себя Юля, но помогает плохо. Он — не ее. Он…
Запутавшись в своих мыслях, она открывает дверь в комнату.
Оксана сидит на диване. Она ничего, симпатичная. Немного полновата, но лицо приятное, открытое. А Глеб…
Глеб стоит на коленях рядом с диваном. Уткнувшись лицом в Оксанины колени. Она гладит его по волосам. Плечи его содрогаются. Глеб… плачет.
От увиденного у Юли перехватывает дух.
— Простите, — бормочет сдавленно. Поворачивается резко, чтобы уйти. Убежать. Исчезнуть. Не видеть. Но все-таки недостаточно быстро. Глеб реагирует быстрее. Поднимает голову. Поворачивается к двери. И Юля видит. Опухшее заплаканное лицо.
— Извините, — заикаясь, повторяет она. — Глеб, я пойду. До свидания.
— Подожди, — тыльной стороной руки оттирает слезы со щек. — Я провожу.
Тяжело поднимается с колен. Куда делась его легкость и непринужденность в движениях?
Они подходят к входной двери. Глеб помогает Юле надеть плащ, избегая смотреть в глаза.
— Ну, пока, — робко говорит она.
— Я провожу тебя до машины. — упрямо отвечает ей он.
Так же молча спускаются вниз.
— Завтра приедешь?
— Конечно. Во сколько?
— Панихида в два. Приезжай к половине.
— Хорошо. До завтра.
— До завтра. И… — он наконец-то смотрит ей в глаза. Упрямый, вызывающий и одновременно очень несчастный взгляд. Юля видит, как играют желваки на его лице, — это не то, что ты подумала.
Юля кивает. Садится в машину.
Все события этого дня нанизываются друг на друга, как серые пыльные бусины.
Панихида. Молодой и совершенно равнодушный батюшка. Теснота небольшой церквушки. Удушливый запах ладана.
Унылое бесприютное кладбище. Хмурится даже солнечный яркий апрель. Юля стоит в стороне, глядя на обнявшихся у гроба Глеба с матерью. Там же рядом и Оксана. Черт с ней! Юле хочется только одного — понять, как ей помочь Глебу. Хотя бы как-нибудь облегчить тяжесть, прижимающие к земле эти широченные, раньше — гордо расправленные плечи.
Поминальный обед. Юля вроде бы рядом, но не с ним… Глеба постоянно дергают. Родственники, знакомые, какие-то чужие люди. Потом он вообще куда-то уходит… Юля задумчиво оглядывает зал кафе. Обычный банкет. Легкий шум. Кто-то уже подгулял. Скорбный шепот сменился нормальными голосами.
К Валентине Ивановне подходит какой-то человек. Пытается что-то у нее выяснить, потом оглядывает зал. Видимо, пытается найти Глеба. Юля перехватывает его взгляд и вопросительно кивает. Подходит.
— Простите, но вы… родственница… покойного? Из семьи?
Неопределенно кивает головой.
— А в чем дело?
— Ну… уже обед заканчивается… Надо бы расплатиться. Остаток внести.
— Сколько?
Вот не напрасно она уже несколько дней носит в портмоне крупную сумму наличными. Предполагала, что может понадобиться. Хотя Глеб категорически отказывался от предложений помочь материально.
Отсчитывает необходимую сумму. Смотрит в глаза сотрудника кафе.
— Расходник оформите. Тогда отдам.
Тот утвердительно кивает. Утвердительно и удивленно.
Глеб возвращается как раз в тот момент, когда сотрудник кафе уходит с деньгами, а Юля прячет расходный ордер в сумку.
— Это что такое? — хмурится.
— Я остаток за поминальный обед заплатила.
— Зачем? Я сам. Я справлюсь, — он злится.
— Ну, что в этом такого…. Мне не трудно.
— Я все сделаю сам! Понятно? Сам! Сколько я тебе должен? — у него уже нет сил, чтобы ругаться. Говорит негромко. Но очень резко и зло.
— Расходный ордер у меня. Потом… сочтемся, — Юля тоже может быть упрямой.
Глеб отворачивается. Почему он не может напиться!? Чтобы заглушить эту ноющую боль… Чтобы заполнить это разрывающую грудь холодящую пустоту внутри. Чтобы забыть, что выхода нет из замкнутого круга. Он его и раньше-то не видел. А сейчас… Сейчас и подавно. Круг замкнулся. Хотелось запрокинуть голову и по-волчьи взвыть. Но у него нет права на слабость. Пока рядом Юля. Вот она бы справилась. Пока у него есть куча дел и обязательств. Перед матерью. Перед родственниками. Перед покойным отцом.
Но потом… потом… Когда он будет один. Потом он будет баюкать свое горе. Свои разрушенные надежды. Свою погибшую мечту. А сейчас… сейчас он должен быть сильным. Стиснуть зубы и терпеть.