— Извини, Глеб, сделка аннулируется. Условия неприемлемы. Если настаиваешь, можно договориться о компенсации за напрасно потраченное время и деньги. Мой телефон у тебя есть. Всего хорошего.
И уходит.
Черт! Кажется, он ее обидел. Глеб даже метнулся к двери. Вслед за ней. Остановить. Крикнуть: Юля, подожди! И что дальше? Глеб остановился, так и не открыв дверь. Извиняться он точно не собирался. Господи, да за что?! Красивая женщина, далеко не отвратительный мужчина, поздний вечер, пустая квартира. Оба хотят друг друга. Ну чего еще надо, чтобы доставить друг другу удовольствие?
Глеб вздохнул. Может, конечно, ему показалось. Что Юля запала на него. Все может быть. Но какого черта она поперлась к нему домой? Что, правда, думала, кофе будут пить? Вот дура!
Конечно, она не дура. Все, что угодно, только не это. Ему вдруг становится грустно. И немного… Да, стыдно. Обидел. Потому что думать надо головой, а не головкой!
Юля была совершенно не похожа на тех женщин, с которыми он привык общаться. А с кем он общался? Коллеги врачи, и, в основном, медсестры. Никто из них не походил на нее. В Юле сочеталось два, казалось бы, совершенно не сочетаемых качества. С одной стороны, исходящая изнутри, не показная, такая удивительная в женщине самоуверенность. Ощущение собственной внутренней силы и ума. Даже в какой-то степени превосходства. Это было трудно описать словами, но очень отчетливо ощущалось. Юлия Джириева явно считала себя человеком высшего сорта. А, с другой стороны, совершенно искренний интерес и уважение к другим людям и вера в то, что они в состоянии по-хорошему удивить ее. По крайней мере, в отношении к себе Глеб это чувствовал. Она как будто говорила: «Ну, Глеб, давай! Покажи себя! Я же знаю, какой ты классный и интересный парень!»
Какие бредовые мысли лезут в голову! Ладно уж, что сделано, то сделано. Переделывать не будем. Завтра у него дежурство, и, если повезет, и ночью выдастся свободный часок… Надо будет пригласить кого-нибудь из сестричек на физиопроцедуры. Совсем распустились. Не следят за доктором. А доктор Самойлов уже пару месяцев как нетраханный.
Глава 5. Копье Зигфрида
Брунгильда засучила рукава и метнула копье с такой силой, что оно должно было бы пронзить Гунтера насквозь, но Зигфрид подставил под удар свой щит. Зазвенел щит, посыпались с него искры. Зигфрид поднял копье и метнул обратно в Брунгильду, но не острием, а тупым концом. Ударило копье в ее крепкие доспехи, покачнулась Брунхильда и едва устояла на ногах. Разгневалась воинственная дева, но сказала Гунтеру: «Отменный удар, государь! Я благодарю тебя за него»
«Песнь о Нибелунгах»
На смену удушающей ярости приходит апатия. Юля выполняет свою работу на автопилоте. Механически. Что называется, на классе. И все гадает, есть ли предел боли и разочарования, которые суждено ей испытать. Достигла ли она дна? Или может быть еще больнее? Когда один, которому верила, как себе, предает, не найдя даже мужества честно признаться в мотивах своего поступка. А другой… Ей казалось, что он… Юля не могла четко сформулировать, кем он стал для нее. При этом почему-то очень хотелось плакать. При мысли, что никогда больше не увидит его, у Юли появлялось ощущение, что в мире выключили краски, и остался один цвет — серый. Но Глеб совершенно ясно дал понять, что именно ему от нее нужно.
Не то, чтобы она этого не хотела. В том-то и дело, что хотела… Еще как! Она вообще не помнила, чтобы когда-то ТАК хотела мужчину. Никакого. Ни Вадима. Никого другого. А Глеб… Его рост. Широкие плечи. Вся огромная фигура, которая, может, и не походила на тела узкобедрых накачанных мужчин-моделей, но от нее исходила какая-то почти животная сила. А как он двигался… При таких габаритах он двигался стремительно, почти изящно. И эти его ямочки. И мягкие улыбчивые губы. И солнечные смешливые глаза. Его юмор. Спокойная уверенность в себе. Сочный бархатный голос. Наверное, это профессиональное.
В том-то и дело! Она хотела его всего! Не только это великолепное мужественное тело. Хотела его улыбок, его смешных и грустных историй из богатой врачебной практики, хотела, чтоб он веселил и подкалывал ее, хотела… До фига чего хотела, да только закатай губу, деточка! Он от тебя хочет только одного!
Идея потрахаться на дежурстве была, конечно, хороша. Только в теории. А на практике…
Сначала он. Полчаса. Этот даже не «трахать» называется. Он ее буквально «долбил». Потом Маринка, симпатичная процедурная сестра из отделения, села на него верхом и прыгала минут двадцать. Стонала. Круглые груди подскакивали как мячики. От нечего делать считал Маринкины оргазмы. Два. Или три. Дождавшись очередного, скинул ее с себя, поставил на четвереньки. Одним резким движением входит и начинает двигаться. Да что же это такое! Просто мучение одно! Осознав, что в любой момент может раздаться стук в ординаторскую или звонок на сотовый, он перестает с собой бороться. Закрывает глаза. И представляет. Рассыпанные по плечам темные волосы. И именно ее тонкую талию сжимают сейчас его пальцы. Именно к ее мягкой круглой попке прижимается сейчас его пах. Как и тогда, только между ними нет одежды. И прикушенная розовая губка. И съежившиеся нежные соски под прозрачной тканью бюстгальтера. И долгожданный оргазм накрывает его. Наконец-то.
— Глеб, ты просто марафонец… — Марина томно чертит круги на его груди.
«Ага, марафонец. Извращенец, бл*»
— Прости меня, Марин.
— Да ты что? — искренне изумляется она. — Так классно было. Я со счету сбилась, сколько раз кончила.
— Три, — автоматически отвечает он.
— Юлия Юрьевна, — в голосе Маши, ее секретарши, слышится тщательно маскируемое удивление, — тут вам принесли…
— Что?
— Цветы.
— Кто?
Маша медлит с ответом.
— Сейчас выйду.
Весь стол у Марии завален бордовыми розами. Юлия в жизни не видела столько одновременно. Сколько их здесь? Пятьдесят? Сто?
— Кто это принес?
— Парень какой-то. Сказал, что это доставка. Из магазина. И вот… Письмо. Вам.
Юлия берет конверт. Открывать страшно. Потому что из ниоткуда возникает вдруг такая прекрасная, но призрачная надежда. Нет, это невозможно. Таких букетов ей даже Вадим не дарил. А он был весьма состоятельный господин.
— Маш, займись цветами.
— Ага, только сейчас за вазами сбегаю, а то у нас столько нет.
Юля забирает одну розу и возвращается в кабинет. Садится в кресло и задумчиво смотрит на лежащий на столе прекрасный цветок. Через несколько дней он завянет и засохнет. А надежда, которая сейчас живет в ее душе, умрет гораздо раньше. Как только она откроет этот конверт.
Почерк ей незнаком. Два слова.
Прости меня.
Подписи нет. Есть постскриптум.
P.S. Просто у владельца цветочного магазина был сложный чрезмыщелковый перелом.
И еще один.
P.P.S. Но я бы все равно извинился.
И последний.
P.P.P.S. И цветы бы все равно подарил. Только не столько.
Глеб. У Юли чувство, будто ей подарили весь мир.
Он стоит на парковке и смотрит на здание банка перед ним. Огромное, сверкающее полированным гранитом, металлом и стеклом. Воплощение солидности, респектабельности, достоинства. Вся парковка перед банком забита БМВ, Лексусами, Мерсами. Сотрудники выходят из дверей после окончания рабочего дна. Темные цвета, строгая одежда. Что он здесь делает? Этот мир для него глубоко чужой, чуждый. Более того, он ему резко неприятен. Но у этого мира есть то, что ему нужно. Она. Его прекрасная снежная королева.