– Вообще, – затянулась на полуслове, словно без этого нельзя говорить, закатила глазки, – не так уж и часто делают комплименты. Не те нынче мужики. Измельчали. Редко встретишь нормальную особь. Творческую. Одни маргиналы, алкоголики или голубые. Или педанты. Вот, как Вы, например. Ради своего порядка, готовы пренебречь моим личным пространством. А я, между прочим – Ваш гость. И это Ваша работа – делать так, чтобы я чувствовала себя уютно и комфортно. И кстати, я веду преимущественно ночной образ жизни. Днем мне лучше спится. Так я борюсь с депрессией. Поэтому, я хотела бы перенести наши встречи на вечер. Хотя бы часов на девять-десять. Как Вы на это смотрите?
Никон представил: в то время, когда он должен засыпать, едет через полгорода ради общения с экстравагантной соплей. Усмехнулся. Стал подбирать поводы избежать этой несчастной участи:
– Боюсь, что это невозможно. В кабинет нельзя попасть после девяти. Здание закрывается.
– Вы могли бы приезжать ко мне. Или я к вам. Насколько помню, протокол предусматривает такую возможность.
– А с Мартином вы как поступали?
– Ласково!
– Это хорошо. А график, какой был?
– Он приезжал ко мне в десять часов, – быстро заявила Юля, кивая и хмуря редкие брови.
– Верится с трудом.
– Посмотрите расписание, если не верите.
– И посмотрю.
Никон тут же позвонил Катрин и попросил прислать график Юлии у Мартина. Мадам отвечала с паузами, как бы обдумывая. Тянула время неуместными вопросами и уточнениями. В конце концов заявила: для открытия такой информации должна взять разрешение у регионального координатора. Никон, казалось бы, привыкший к такому педантизму, сейчас почему-то разозлился.
– Ну, что там говорит ваша ужасная француженка?
– Она не француженка, – быстро бросил Никон и спохватился: – Откуда вы узнали, что ее родной язык – французский?
Юлия замялась.
– По акценту.
– Вы с ней общались?
– Нет, у меня слух хороший, а динамик у Вас громкий.
Скользнул глазом по графикам на планшете. Адреналин и сопутствующие медиаторы поползли немного вверх. Пульс участился.
– Странно. Я сам-то не очень хорошо слышал. Верится с трудом, что ты расслышала акцент.
– А вот и расслышала. Уши надо мыть.
Юля рассмеялась. Тон игривый и не напряженный, но графики колеблются. Позвонила Катрин. Заскрипевшим, недовольным голосом сообщила: Мартин ездил к Юлии к 9 часам вечера по вторникам. Никон, не церемонясь, прокомментировал, что это бардак и бросил трубку. Спросил у Юлии, что она расслышала.
– Ваша начальница сказала, что Мартин приезжал ко мне в десять часов.
– Неверно, в девять. По каким дням?
– По четвергам. Или ой, нет, – Юля напряглась, – по вторникам.
Графики опять дернулись вверх.
– Почти верно, – отметил Никон. – Но от меня ты таких визитов не дождешься.
– Ну и зря, – улыбнулась и закатила глазки. – Девушка я оригинальная и привлекательная, – накрутила пару косичек на указательный палец. – Со мной очень интересно проводить время в домашней обстановке. У меня много картин. Дизайнерский ремонт. Хороший вид из окна. Я могу пригласить очаровательных подружек и веселых друзей. Глупо не воспользоваться рабочим временем для отдыха.
– От такого отдыха потом, наверное, еще больше отдыхать надо, – усомнился Никон.
– А Вы попробуйте разок. Я со своей стороны постараюсь, чтобы Вам понравилось.
– Хорошо. Подумаю над Вашим заманчивым предложением.
Сказал для отмазки. Мысль о ночной поездке к оригинальной и очаровательной почему-то приводила в напряжение.
Глава 15.
Элеонора оказалась девушкой необычной, странной и оттого очень привлекательной. Длинные каштановые кучери, покоренные брошками и заколками в сложную прическу, очень выгодно подчеркивали прямой нос. Большие, широкие, чистые и от того ярко блестящие, лужицы серых глаз, под аккуратно выведенными ветвями черных бровей, казалось, таили в себе не только острый каменистый рельеф, но и сложную, богатую и многообразную внутреннюю жизнь. Жесткая на вид линия губ, над подбородком с ямочкой, почему-то манила и влекла. Никон увлекся.
Отказавшись от скучного, на ее взгляд, предложения поговорить о правде жизни в кафе, Элеонора пригласила на одну интересную постановку. Опера в готическом стиле, гласил флаер, постмодернистская интерпретация отечественной классики. Никон, радуясь возможности получше узнать загадочную девушку плащ, платье, длинные чулки и туфли на широком каблуке которой более напоминали одежды середины девятнадцатого века, нежели середины двадцать первого, быстро согласился.