Все с любопытством наблюдают за командиром — никто из разведчиков и не подозревал, что Тарасов способен на такое.
— До поселка леспромхоза, кажется, пять километров? — спросил лейтенант у Волентира, не прерывая танца.
— Чуть побольше,— ответил лесник.— А что?
— Да не идет у меня из башки этот ночной патруль. Что, если и в поселке есть посты? А?
— Все может быть,— ответил прапорщик, любуясь танцем.
— У вас будет во что переодеть двух наших гвардейцев? — спросил лейтенант у лесника.
— Да соберем,— ответил тот.— А как? Понаряднее?
— Напротив,— чем скромнее, тем лучше...
— «Мы летим, ковыляя во мгле. Мы летим на последнем крыле,— поют Эдит и Леонид Утесовы.— Бак пробит, хвост горит...»
Лес уже залит поднявшимся солнцем. Настя, Пугачев и Егоров медленно идут по размытому проселку. Оба парня в куцых пиджаках, в спортивных брюках, в кедах. На пути — ни проехать, ни пройти — громадная, грязная лужа. Настя первой подходит к ней, быстро снимает легкие туфли, подворачивает «джинсы». Пугачев вдруг подхватывает сестру, сажает ее на плечи, как ребенка.
— Ой! — весело «пугается» Настя и крепко обнимает брата за шею.
Пугачев смело идет по луже, Егоров спешит за ним. Дойдя до середины, Пугачев останавливается.
— Уморился. Держи, чего стоишь? — Смеясь, он сажает Настю на плечи друга.
Растерявшийся Егоров бережно принимает ношу.
Они вышли из лужи. Егоров осторожно присел, Пугачев помог сестре сойти на землю. Между деревьями видна бетонная дорога.
— Ну что? До свидания? — спросила Настя.
Егоров мягко пожимает руку девушки. Настя обнимает брата.
Друзья сворачивают в сторону и вскоре скрываются за деревьями.
Тарасов сидит у открытого окна в комнате сторожки и рассматривает карту. Свернув ее, откидывается к стене, кладет руки под голову и закрывает глаза.
А на крыльце дома негромко разговаривают Волентир и лесник.
— Иногда думаю: уйти из войск, поселиться где-нибудь на отшибе, в лесу... И не могу, нет сил. Сросся с ней,— он тронул ворот куртки,— тут вся моя жизнь...
— И воевать пришлось? — спросил лесник.
— В самом конце войны попал в полковой оркестр — взяли воспитанником... Вырос, пошел в тот же полк служить срочную... За ней — сверхсрочная... Старшина, теперь прапорщик... взводом командовал... так и живу... Не тужу...
— А семья?
— Семья? Была... Жена... Поначалу одни переезды: мотались из конца в конец России как неприкаянные. А когда появился наконец прочный угол,— ей уже тридцать шесть. Решили все же завести ребеночка... Но ничего не вышло — во время родов умерла моя Наталья. И дите не родилось...
— Вон как вас,— ответил лесник. Тарасов, невольно слыша этот разговор,
меняется в лице. Как в столбняке он замирает с широко открытыми глазами, уставившись в одну точку. Страх за жену на минуту выключает его из мира конкретных предметов и звуков. Приходит в себя от грохота винтов низко летящего вертолета.
— Волентир! — кричит Тарасов.
Но прапорщик и без этого окрика уже рядом, в горнице.
— Вас заметили?
— Думаю, что нет.
Лейтенант как-то по-новому, пристально смотрит на прапорщика.
На опушке леса, откуда уже виден леспромхоз, всматриваются в дорогу, в людей Егоров и Пугачев.
— Хоп! — сказал Егоров и легонько хлопнул Пугачева по протянутой ладони...
Бодрой походкой тот двинулся к дороге. Егоров видел, как он зашел в магазин.
Тарасов сидит под деревом, покуривает и «колдует» с картой. Затем вдруг, резко обернувшись, беззвучно падает на траву и тут же откатывается под куст. Осторожно раздвигает ветви...
Крохотную поляну быстро перебегают четверо. У двоих за спиной автоматы...
— Вино с одиннадцати! — обрушилась на Пугачева молодая продавщица — та, что была с автолавкой на мосту. Вид пришельца ей сразу не понравился — мятые брюки, тенниска с чужого плеча, грязные кеды...
— Да я не выпивающий! — улыбнувшись, ответил Пугачев, цепко взглянув при этом на молоденького лейтенанта, который складывал в портфель покупки.
— Все вы, черти леспромхозовские, с этого начинаете,— буркнула продавщица.
— Спасибо! — поблагорадил ее лейтенант.— Всего наилучшего!
— До свиданьица! — ответила продавщица.— Ну так, чего берем? — спросила она затем Пугачева
— Хлебца, рыбы баночку какой-нибудь... и... колбасы, что ли?
— Рыбы баночку,— передразнила продавщица.—Ты откуда такой свалился? Колбасу еще не привозили — будто вы и не знаете,— недовольно ответила продавщица, взявшись за дело.
— Тогда маслица... Что за офицерик? — напрямую спросил Пугачев, кивнув в окно магазина.
— Тутошний,—ответила женщина, метнув на него откровенно подозрительный взгляд.
— Маневры? — гнул свое Пугачев.
— А я откуда знаю? Мне не докладывают,— с деланой улыбкой ответила продавщица: подозрения ее выросли...
— Хилый какой-то... Вам бы таких, как мы, побольше,—поиграл грудной мускулатурой Пугачев.
— Хм-мм!.. Тоже мне —подарок женщинам! Держи свои харчи! — Продавщица протянула ему продукты.— Небось, восьмого марта родился?
Женщины в очереди рассмеялись. Пугачев подмигнул продавщице, сгреб покупки и выбежал на улицу.
— Я на минутку,— сказала продавщица очереди и ушла в подсобку, где быстро сняла трубку телефона:
— Веруня?! Соедини с участковым! Срочно!
...Егоров видел, как Пугачев вышел из магазина, как, помахивая сеткой, двинулся к зданию почты.
Егоров быстро перемещается вдоль кустов, чтобы не терять его из виду... и внезапно почти спотыкается о крупного, заросшего щетиной парня, залегшего в кустах. Парень вскочил, как на пружинах.
— Загораем? — «стрельнув» глазами по сторонам, как ни в чем не бывало спрашивает Егоров.
— Да так...
— Ну, грейся дальше! — Егоров двигается к тропинке, но парень его окликает:
— Эй, кореш!
Егоров поворачивается и видит, что их уже двое — заросших, настороженных, в нелепой, грязной одежде. Первый хрипло просит:
— Забеги в магазин! А?.. Возьми пару флаконов, ну и колбаски с хлебцем...— Он тянет Егорову смятые рублевки.
— Сами-то что? — беззаботно спросил Егоров.
— Дак... не дадут... В рабоч-чее время...
— А-а!—смеется Егоров.—Борьба с пьянством?
— Угу...— мрачно цедит второй.
— Так и мне тут мельтешиться нельзя! — смеется Егоров и уходит.
Но что-то в собеседниках его настораживает, и он несколько раз оглядывается, пока не исчезает в кустах.
Третий бандит в кустах опускает автомат.
...Вертолет зависает над леспромхозом. Из его кабины Морошкин видит около магазина толпу. Знаком приказывает летчику снизиться.
Продавщица магазина, испуганная, красная, кричит в лицо подполковника милиции, усатого, усталого, с завязанной шеей:
— Я только с обеда прибежала! Ножа хлеборезного нет! Водки четырех пол-литровок — тоже...
В магазине, где был недавно Пугачев, полно народу. Морошкин смотрит, как подполковник трогает разбитую бутылку, слышит, как причитает продавщица:
— Я и позвонила! Как чуяла, что странный товарищ! Денежки новенькие — одна к одной — у наших-то все рублевки зашарпанные, скажи, Сима!
Подошел человек в штатском и доложил:
— Пропали три плаща, брюки, сапоги... Водка, консервы...
Подполковник милиции вынимает фотографии, показывает продавщице:
— Не признаете?
— Не-е-ет... Тот покрасивше...
— Во всяком случае, это не наши.— Морошкин глядит на фотографии.
— Это уж точно,— бурчит подполковник.
На улице леспромхоза гудят моторами машины. В них —солдаты внутренних войск. Сосредоточенные, с оружием, с собаками,
Около подножки одного из «газиков» стоят Морошкин и подполковник милиции.
— Я, конечно, прочешу все болота. И лесок. Они будут рваться к железной дороге— обычный финт.