– Но тогда бы ни в армии не произошло никаких гуманитарных реформ, о чём вы писали, ни в комсомоле. Всё бы заморозилось, и система просуществовала бы не шесть лет, как при Горбачёве, а, скажем, пятьдесят, но потом всё равно бы рухнула.
– Не факт. Александр Третий «подморозил» пореформенную Россию, и это был последний расцвет империи. Андропов, кстати, был человек хорошо образованный, коллекционировал и разбирался в западном изобразительном искусстве.
– Многие кэгэбэшники были образованными, ну и что?
– Я к тому, что западный политический и экономический опыт был им изучен. Думаю, там план был такой: сначала привести в рабочее состояние то, что есть, а уже потом начинать какие-то реформы. Собственно, это был китайский путь.
– А по-моему, когда вы писали первые свои две вещи, так сильно нашумевшие, вы так не думали. Может, просто вы стали в два раза старше и это проблема ваших чисто возрастных изменений? Хотя и на этот счёт есть хорошее выражение: плох тот, кто в молодости не был романтиком, а в старости не стал консерватором.
– Конечно, я поумнел. Но хочу напомнить, что первые свои повести я написал, когда ещё никакой перестройкой и даже Андроповым не пахло. «Сто дней» я написал в 80-м году, а «ЧП районного масштаба» в 81-м. Надо сказать, что впервые главу из «ЧП…» – «Собрание на майонезном заводе» – опубликовали в газете «Московский комсомолец». Это была одна из первых публикаций нового главного редактора, бывшего первого секретаря Краснопресненского райкома ВЛКСМ Павла Гусева, за которую он получил свой первый редакторский выговор. Так что я писал абсолютно искренне: мне это не нравится – я должен рассказать. Чисто советский взгляд. Это мы сейчас понимаем: от того что ты это всем рассказал, ничего не изменится к лучшему, даже может хуже будет.
– Но в России всегда отношение к слову было сакральным.
– Правильно. У нас всегда так – какие-то социальные язвы сначала получали отражение в литературе, а потом появлялись политические решения. Сначала долго писали о том, что надо отменить крепостное право. Отменили. Потом писали о язвах самодержавия. Отменили самодержавие. Я был воспитан в иллюзиях позитивистского идеала. Хотел улучшить жизнь. А то что повести получились такими острыми и ехидными – ну, писательская оптика такая. Многие же писали о советских недостатках, и где это всё. А «ЧП…» до сих пор переиздаётся.
– И до сих пор актуально. Как не реформируй армию или комсомол, всё остаётся там же, в том же самом виде. Просто комсомолом это уже не называется.
– Недавно в одном магазине я презентовал свою очередную книжку, давал автографы. Кто-то «Козлёнка в молоке» подносит, девушки, конечно, «Парижскую любовь Кости Гуманкова». Вдруг парень лет 18 мне «ЧП районного масштаба» даёт. Я удивился: а почему у вас именно эта книжка? А он мне: «Вы знаете, мне интересно, как это было, что это за комсомол, я о нём только слышал». Получается, что сейчас это источник объективной информации о той эпохе.
– Да нет, ещё раз говорю: такой писатель, как вы, тем и хорош, что предвидит ситуацию. Мы же в России всё время ходим по этому заколдованному кругу. Тем более, что ментальная реинкарнация Советского Союза уже происходит.
– Она и не могла не произойти. Я даже считаю, что она запоздала. Если бы у нас десять лет во власти не были откровенные западники, нацеленные на максимальное ослабление страны, как условие вхождения в «цивилизованный мир», то это всё началось бы раньше.
– И вы сейчас это приветствуете? Вам это приятно ласкает слух?
– Ласкает, а что? И я понимаю, что такое огромное пространство, разноязыкое, разноконфессиональное, разноклиматическое, по-другому удержать невозможно. У Булгакова в «Днях Турбиных» есть монолог, по-моему, Мышлаевского про Россию. Вот, говорят, Гражданская война, всё разваливается. Да ничего не разваливается, отвечает Мышлаевский. Россия, как стол. Ты можешь его на ножки поставить, на бок, всё это будет Россия. Имеется в виду, что за многие столетия это огромное пространство выработало свою форму государственности, которая вне идеологии, вне социального или экономического устройства стремится облечься в свою привычную форму. Причём началось это раньше, чем принято думать. Зачем Ельцин вернул двуглавого имперского орла, если хотел строить страну, приятную во всех отношениях?