Дин открыл глаза.
— Нет, не беременна.
— Кто знает, — огрызнулась Лия. — Суть в том, что от сидения здесь в ожидании телефонного звонка и представления всего самого ужасного, что может произойти, нам становится только хуже.
— И что же мы, по-твоему, должны сделать? — спросила я.
Лия нажала на кнопку, и жалюзи медленно закрыли окна — а с ними и всё, написанное Слоан.
Слоан возмущенно пискнула, но Лия не сочла это достойной жалобой.
— Я предлагаю, — сказала Лия, — провести ближайшие три часа и двадцать семь минут притворяясь нормальными подростками, — она плюхнулась на диван между нами с Дином. — Кто хочет сыграть в «Две правды и одну ложь»?
— Меня выгнали из более чем четырех школ-пансионов, — Майкл говорил так, что я понятия не имела, были ли его слова правдой. — Мой любимый фильм — «Дорога домой».
Это тот, где потерянные зверушки пытаются найти дорогу домой? — подумала я.
— И, — затейливо закончил Майкл, — я обдумываю идею пробраться в комнату Рэддинга сегодня ночью и выбрить на его голове свои инициалы.
Три факта. Два из них были правдой. Один — ложью.
— Третье, — мрачно сказал Дин. — Ложью было третье.
Из-за разбитой губы Майклу плохо удавалось коварно улыбаться, но он старался, как мог. Лия, растянувшаяся на ковре, лежа на животе, и оперлась на локти.
— Из скольких школ-пансионов тебя выгнали? — спросила она.
Майкл дал Дину пару секунд на то, чтобы понять, что детектор лжи сочла его первые слова враньем.
— Из трёх, — сказал он Лие.
— Прогульщик, — провозгласила она.
— Я не виноват, что Стерлинг и Бриггс меня ещё не выгнали, — Майкл провел пальцем по своей разбитой губе. — И дураку понятно, что я — помеха. А они умные люди. Исключение номер четыре — вопрос времени.
Лучше заставить кого-то отвергнуть тебя, — подумала я, понимая больше, чем мне хотелось бы, — чем позволить им сделать это по собственной воле.
— «Возвращение домой»? — Дин многозначительно взглянул на Майкла. — Серьезно?
— Что сказать, — ответил Майкл. — Обожаю задушевных щенят и котят.
— Звучит очень маловероятно, — произнесла Слоан. Несколько секунд она смотрела на Майкла, а затем пожала плечами. — Моя очередь. — Она закусила нижнюю губу. — Среднее количество щенят у гончей — семь, — Слоан сделала паузу, и продолжила. — Слово «шпатель» произошло от греческого слова «spathe», означавшего штыковую лопатку.
Кажется, Слоан не совсем уловила суть игры, но она знала, что полагается сказать два правдивых факта и один ложный. Она сильно сжала одну руку другой. Даже если правда и была не очевидна, стало ясно, что сейчас она соврёт.
– Владелец этого отеля, — выпалила она, — не мой отец.
Всю свою жизнь Слоан хранила этот секрет. Она рассказала мне. Она не могла заставить себя рассказать остальным — но она могла соврать. Плохо, очевидно, в игре на определение лжи.
Я чувствовала, как у ребят возникают сотни вопросов, но никто не произнес ни слова.
— Вы должны угадать, — Слоан сглотнула, а затем подняла взгляд от своих коленок. — Вы должны. Таковы правила.
Майкл подтолкнул ногу Слоан своей.
— То, что про гончих?
— Нет, — ответила Слоан. — Не это.
— Мы знаем, — я никогда не слышала Дина таким ласковым. — Мы знаем, о чём ты соврала, Слоан.
Слоан выдохнула.
— Судя по моим расчетам, сейчас подходящее время для того, чтобы кто-нибудь обнял меня.
Сидящий рядом с ней Дин протянул ей руки, и Слоан обняла его.
— Поднимите руку, если не думали, что Дин любит обнимашки, — сказал Майкл, поднимая руку.
Лия фыркнула.
— Обнимашки завершены, — Слоан высвободилась из рук Дина. — «Две правды и одна ложь». Ваша очередь, — решительно произнесла она.
Именно это я и сделала.
— Меня никогда не гипнотизировали, — правда. — Я феноменально гибкая, — ложь. Я подумала о Слоан, только что раскрывшей своё сердце. — Полиция нашла тело и думает, что оно принадлежит моей матери.
Слоан во всём призналась остальным. Я задолжала им то же самое — пусть Дин с Лией и так всё знали.
— Я никогда не замечала в тебе физических подтверждений феноменальной гибкости, — сказала Слоан. Её руки замерли. — О, — она поняла, что я говорила правду о теле и заколебалась. — Судя по моим расчетам… — начала было говорить она, но затем просто рванула ко мне и обняла.
Мы можем называть эту игру «Две правды, одна ложь и обнимашки», — подумала я, но что-то в этом прикосновении угрожало той стене, что я построила у себя в голове — той, что стояла между мной и темнотой.