– Чем же он определяется, этот порог?
– В основном количеством накопленной информации. Ну а кроме того… – Чарлимерс замялся.
– Понимаю, понимаю, – улыбнулся шеф, – секрет изобретателя!.. Наведайтесь денька через два. Надеюсь, мне удастся заинтересовать вашим предложением акционеров.
Нечего и говорить, какие большие выгоды сулил компании робот, проект которого был предложен профессором Джоном Чарлимерсом.
Контракт был подписан, и машина завертелась…
Сотни тысяч были брошены на рекламу. «Новый взлет технической мысли! – захлебывались газеты. – Уэстерн-компани предлагает вам друга. Мыслями и чувствами он будет всегда с вами и никогда не изменит в отличие от человека…». «Ваш муж, сын или брат слишком долго не возвращается из космоса? Нет, он возвратился. Вот он стоит перед вами, скромный и элегантный, в лучшем в мире костюме фирмы „Ливинг и братья“. Он разделит вашу печаль, и ваши слезы, и ваши радости». А одна газетка поместила на первой полосе фото очаровательной кинодивы с конвертом в руне, сопроводив его выразительной подписью: «Своими секретами я делюсь только со своим самым близким другом производства фирмы „Уэстерн“», и далее следовал адрес компании, куда следовало обращаться читателю, возжелавшему приобрести позитронного друга.
В результате акции Уэстерн-компани резко подскочили. В течение нескольких месяцев на бирже царил ажиотаж. От цифр, обозначавших прибыли членов акционерного совета, рябило бы в глазах, если б эти цифры публиковались. Поток заявок на роботы Чарлимерса рос изо дня в день…
И вдруг, когда положенный срок был на исходе, последовало заявление профессора Чарлимерса. Оно прозвучало как гром среди ясного неба.
– Вероятно, в чем-то допущена ошибка, – сказал шефу Джон Чарлимерс. Количество информации, накопленной роботом, давно превысило теоретический порог, а никакого проявления чувств не наблюдается…
Не мудрено, что эти слова вызвали у шефа столь бурную реакцию. Назревал грандиозный конфуз…
Джон Чарлимерс неподвижно сидел за лабораторным столом, спрятав лицо в ладони.
Итак, дело его жизни рушилось. Честолюбивые мечты и надежды – все летело в тартарары! Перед мысленным взором Чарлимерса проносились картины одна печальнее другой. Коттедж описывают за долги… Гараж и «безан» идут туда же… Его кидают, чего доброго, за решетку… А жена с сынишкой… Что будет с ними?..
В коридоре послышались уверенные шаги, и в лабораторию вошел Чарли. Лучи закатного солнца, бившие в круглое окно, ярко освещали его плечистую фигуру.
«А все из-за него, – с внезапной злобой подумал Чарлимерс, глядя на свое детище. – Впрочем, смешно спрашивать с робота. Спрос – не с машины, а с конструктора».
– Добрый вечер, Отец, – сказал Чарли, подойдя к Чарлимерсу.
– Здравствуй, Чарли.
– Сегодняшняя программа накопления информации перевыполнена, – рокотал уверенный бас. – Сверх заданной вами программы усвоен двадцать второй том Британской энциклопедии, а также монография об особенностях языка древних ацтеков.
– Это уже не имеет значения, – махнул рукой Чарлимерс.
– Не понял, прошу повторить, – быстро проговорил робот и мигнул.
«Надо взять себя в руки», – сказал себе Чарлимерс.
– Ты молодец, Чарли, – ласково сказал профессор, глядя на робота.
– Жду задания.
– Ступай-ка и займись двадцать третьим томом.
«И что ему стоит, – подумал Чарлимерс, глядя в широкую спину удаляющегося белкового робота, – выразить, скажем, радость по поводу того, что я похвалил его! Но никакого подобия чувств нет и в помине».
Профессор тяжело поднялся и вышел из-за стола.
– Никакого подобия чувств… – вполголоса повторил он. – Гм, подобия…
«А может, и впрямь пойти по линии имитации? Кто там станет разбираться. А если кто-нибудь и обнаружит подделку, могущественная компания легко сумеет замять неприятность. Тогда будет все: и слава и деньги».
Но Чарлимерс тут же отверг эту мысль: шарлатаном он не был и не будет никогда.
Профессор долго и бесцельно бродил по огромной лаборатории, привычно пустынной (Чарлимерс работал без помощников, предпочитая манипуляторы), останавливался то у стеллажей, на которых покоились бесчисленные блоки хранения информации, то у волноводов, образующих диковинный букет, то у термостата, где выращивались белковые клетки памяти.