— Ступай переоденься, Рита. Я приглашаю вас поужинать в лучший французский ресторан в городе.
К концу ужина мы договорились, что я сам присмотрю себе дело, а потом скажу Боланьо, сколько надо будет внести денег на первых порах.
— Хватит у меня денег, тогда нет проблем, — сказал он. — А не хватит, займу у братьев. Так что не тушуйся, как-нибудь выплывем.
— Когда он был капралом в Эль-Дорадо, — сказал я Рите дома, — он подарил мне свой единственный штатский костюм, чтоб я мог выйти на волю прилично одетым. А теперь протянул руку помощи, чтобы мы могли начать жизнь сначала.
Мы заплатили ренту и переехали в уютное кафе-ресторан. Называлось это заведение бар-ресторан «Гэб», и мы оказались там как раз ко времени визита в Венесуэлу Длинного Шарло[14].
Президент де Голль прибыл с официальным визитом по приглашению президента Венесуэлы. В «Гэбе» была очень красивая крытая веранда, где я любил сидеть. И вот однажды, во время разговора с одним посетителем, я обернулся и заметил за соседним столиком плечистого молодого человека, как-то слишком аккуратно одетого в синий со стальным отливом костюм и галстук. На столе перед ним стоял стаканчик анисовой и лежала пачка «Голуаз». Кто он и чем занимается, было ясно с первого взгляда.
— Извините, это у вас французские сигареты? — спросил я по-испански.
— Да, я француз.
— Вот как? Но прежде я вроде бы не видел вас в городе. Скажите, вы случайно не из охраны де Голля?
Он поднялся и представился:
— Комиссар Белио, ответственный за безопасность президента.
— Очень рад познакомиться.
— А вы кто? Тоже француз?
— Бросьте, комиссар, вы же прекрасно знаете, кто я. Не случайно же вы оказались здесь, на веранде.
— Но…
— Не надо, не продолжайте. Вы ведь специально выложили на стол пачку «Голуаз» — дать мне повод подойти заговорить с вами, верно?
— Да.
— Еще рюмочку?
— С удовольствием. Я пришел к вам, потому что отвечаю за безопасность президента. В посольстве готовят список людей, которых желательно убрать из Каракаса на время приезда де Голля. Список будет представлен министру внутренних дел, и он предпримет необходимые меры.
— Я в этом списке?
— Пока нет.
— Что вы еще обо мне знаете?
— Что у вас есть семья и вы ведете честный образ жизни.
— Еще что?
— Что у вас две сестры. Одна, мадам Икс, живет в Париже по такому-то адресу, другая, мадам Игрек, в Гренобле.
— Что еще?
— Что срок судебного преследования по вашему делу истекает в будущем году, в июне 1966-го.
— Кто вам сказал?
— Я узнал об этом перед отъездом из Парижа, они сказали, что передадут эти сведения в здешнее консульство.
— Почему же консул меня не уведомил?
— Они не знали вашего нового адреса.
— Что ж, спасибо за добрую весть. Так, значит, я могу пойти в консульство, и мне это там объявят официально?
— Думаю, да.
— Однако скажите мне, комиссар, только честно, почему вы все-таки оказались сегодня здесь, на террасе? Ведь не для того же, чтобы сообщить мне об окончании судебного преследования или о том, что у моих сестер не изменился адрес?
— Верно. Я пришел повидать вас. Повидать Папийона.
— Но вам же знаком только один Папийон, тот, из досье парижской криминальной полиции, битком набитого ложью, преувеличениями и грубой подтасовкой фактов. Досье, которое никогда не отражало верно личность прежнего Папийона, ни тем более того человека, каким стал он теперь.
— Я искренне верю вам и поздравляю.
— Ну что ж, теперь вы меня повидали и собираетесь включить в список персон, чье присутствие в городе во время визита де Голля нежелательно?
— Нет.
— Что ж, хотите, я теперь сам скажу, почему вы здесь, комиссар?
— Это будет любопытно.
— Потому что вы сказали себе: «Бывший каторжник — он и есть бывший каторжник, как бы он там ни притворялся. И пусть Папийон вроде бы стал добропорядочным гражданином, все равно он в душе авантюрист, искатель приключений. Возможно, сам он не будет участвовать в нападении на де Голля, а уж организовывать его за свои деньги тем более. Но за хорошую мзду вряд ли откажется помочь подготовить нападение, это совсем другое дело, это возможно».
— Продолжайте.
— Так вот — вы глубоко заблуждаетесь, комиссар. Во-первых, я не имею ничего общего с политическими преступниками, пусть даже мне предложат целое состояние. И во-вторых, существует ли вообще организация, способная осуществить покушение в Венесуэле?
— Да, ОАС[15].
— Верно. Это не только возможно, но и очень вероятно. Они столько раз пытались сделать это во Франции. А уж осуществить нападение в Венесуэле — сущие пустяки.
— Пустяки? Почему же?
— Да потому, что людям из ОАС вовсе не обязательно попадать в Венесуэлу обычным путем — морем или самолетом. В стране сухопутные границы огромной протяженности, ведь Венесуэла граничит с Бразилией, Колумбией, Британской Гвианой, не говоря уже о береговой линии. Они свободно могут оказаться на нашей территории в любой удобный для них день, и никто их не остановит. Это ваша первая ошибка, комиссар. Но есть и вторая.
— Какая же? — спросил Белио, улыбаясь.
— Если оасовцы так хитры и коварны, как о них говорят, они ни за что не станут вступать в контакт с живущими здесь французами. Потому что фараоны обязательно будут держать под плотным наблюдением любого сколько-нибудь подозрительного француза. И не забывайте, ни один из такого рода преступников не станет останавливаться в отеле. В городе сотни людей, которые с удовольствием предоставят им убежище и не станут о них заявлять. Так что искать среди местных французов людей, способных осуществить покушение на де Голля, занятие бесполезное.
Уходя, Белио пригласил меня навестить его, если я окажусь в Париже. Он оказался человеком слова. В отличие от многих других французов меня не выслали из Каракаса во время пребывания там президента Франции, которое, к слову сказать, прошло без всяких эксцессов.
И вот я, как полный дурак, вышел на улицу приветствовать де Голля.
И, как полный дурак, совершенно забыл в тот момент, что президент является главой той страны, которая некогда обрекла меня на пожизненную каторгу.
Сдуру, хмелея в припадке патриотизма, был готов отдать полжизни за то, чтобы пожать ему руку или оказаться в посольстве на приеме в его честь, на который меня, разумеется, не пригласили. И все же преступный мир, хотя и косвенно, но отомстил за меня — на этот прием удалось проскользнуть нескольким престарелым, удалившимся на покой шлюхам. Они в свое время умудрились заключить выгодные браки, и вот у входа в посольство приветствовали восхищенную и растроганную мадам де Голль охапками цветов.
Я зашел к французскому консулу, и он зачитал мне уведомление о том, что действительно срок судебного преследования заканчивается для меня в будущем году. Еще год — и я снова увижу Францию!
МОНМАРТР, СУД
1967 год. Я еду во Францию. Один, некого больше оставить в Каракасе вести дела, кроме Риты.
Я поехал через Ниццу. Почему? Дело в том, что, выдавая мне вместе с визой документы, удостоверяющие окончание судебного преследования, консул заметил:
— Пока что я еще не получил инструкций из Франции, на каких именно условиях вам разрешено вернуться. Так что повремените ехать. Или зайдите ко мне еще раз перед отъездом.
Я не стал заходить. Я до смерти боялся, что он покажет бумажку из Парижа, где будет написано, что мне до конца жизни запрещен въезд в департамент Сены. А я твердо вознамерился попасть в Париж. Тот факт, что я не видел и не подписывал этого уведомления, помог бы оправдаться в том случае, если бы консулу, узнавшему о моем отъезде, пришла бы вдруг мысль предупредить французские власти об этом нежелательном визите. Итак, сперва в Ниццу.
1930—1967-й. Прошло тридцать семь лет. Тринадцать из них были дорогой в ад, их сменили двадцать четыре года свободной жизни, из них двадцать два — счастливой семейной. В 1936-м — месяц, проведенный с родственниками в Испании. С тех пор мы так и не виделись, хотя писали друг другу часто. И вот в 1967 году я снова увидел их всех, гостил у них дома, сидел за столом, держа на коленях уже не детей их, а внуков.
15
ОАС (OAS; Organisation armee secrete — секретная вооруженная организация) — военная нелегальная организация фашистского толка, существовавшая в Алжире и Франции в 60-х годах.